Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вечером! – твёрдо сказал я, чмокая маму в щёчку. – Ну ладно, пойду. – Уже из прихожки оповестил: – Настя тоже у Ритки, так что не волнуйся!
– Ага… – слабо донеслось из зала.
⁂
Дверь Ритиной квартиры плохо удерживала смех и гомон юных голосов. Мне открыла виновница торжества, сияющая и великолепная, в синем джинсовом комбезе, смело оголявшем плечи и спину.
– Ну и как я тебе? – Сулима упёрла руки в бока, дразняще изогнув бедро.
– Прелесть! – честно сказал я.
Девушка засмеялась и на секундочку прижалась ко мне, приветствуя и благодаря.
Тут в прихожку выглянула Настя. В коротюсенькой юбчонке, в воздушном батнике, сестричка напомнила мне куколку Барби.
– Так… Это Миша пришёл! – крикнула она, оповещая остальных.
Тут же прискакала смеющаяся Альбинка в самопальном сафари из отечественного денима, и показалась Инна. Я даже сразу не понял, что изменило её привычный облик, сделало не то чтобы старше, но взрослее – и недоступней. Хорошистка надела под низ чёрную водолазку, а сверху – модное платье-рубашку из белого гипюра… Нет, не то, не то…
– Ты подвела глаза!
– Первый раз в жизни! – смутилась Дворская, тут же огорчаясь: – Что, так плохо?
– Восхитительно! – всполошился я, смеха ради коверкая речь: – Глазов не оторвать!
Девушка успокоенно заулыбалась, а Рита легонько приобняла меня и потащила в комнату, возглашая:
– К столу-у! Именинница трапезничать желает!
Пискнув, Инна вцепилась в мою руку с другого боку. В зале было людно. Сестрёнки Шевелёвы с Тимошей глазели на рыбок в огромном аквариуме, а сильный пол жался на диване в рядок – Изя, Андрей, Женька и Гоша Кирш из 8-го «А». Причём робели все одинаково – слишком велика была концентрация красоты на метр квадратный. Я даже почувствовал себя старым развратником.
– Товарищи гости! – воскликнула Сулима. – Хомячим на кухне, в зале танцуем!
– Ой, а мы там все поместимся? – забеспокоилась Альбина.
– Малогабаритные кухни так сближают… – ухмыльнулся я, и девчонки весело расхохотались.
Причудливый возраст! Любая мелочь способна довести до рыданий, но и для счастья нужно так мало – всего лишь желание радоваться жизни. А уж если для этого и повод есть, то предел восторга равен бесконечности…
Неожиданно затрезвонил звонок, и Рита, отмахивая клёшами, поспешила в прихожую. Клацнул замок.
– Папка, привет!
– Я на минутку, – послышался густой сочный баритон, и в зал выглянул сухопарый мужчина средних лет, с лицом простым и симпатичным. Улыбка у него была очень обаятельная, гагаринская. – Привет, молодёжь!
– Здрасьте! – вразнобой ответило племя младое.
– А это Миша! – Ритина ладонь легла мне на плечо. – Я тебе о нём рассказывала!
Улыбка Николая Сулимы расплылась ещё шире.
– Рад! – Он крепко пожал мне руку. – Ох, там же Света ждёт… – И заспешил: – Я почему вернулся, Рит, забыл тебе кое-что передать… А лучше я вам, Миша, доверю!
– Что, папка? – вилась, как пчела, любопытная дочь. – Что?
– Запретное питьё! – Пошарив в недрах холодильника, Сулима выудил бутылку с цветастой наклейкой и торжественно вручил мне.
– «Кампари»! – с уважением сказал я. – Нормально.
– Обязательно разбавлять! – строго наказал глава семьи. – Рит, ты ещё не весь сок выдула?
– Нет, папочка! – прощебетала дочечка. – Там ещё много!
– Ну всё тогда, я пошёл. Мальчиков не обижать!
– Ну что ты, папочка! Мы их любим… – дверь закрылась, и Сулима договорила с откровенно хулиганской улыбкой: – …иногда!
Все жаждущие взоры устремились на меня.
– Готовы ли вы распивать спиртные напитки? – задумчиво спросил я.
– Да! – ответил народ в едином порыве.
На моё лицо наползла ухмылочка с порчинкой:
– А совершать развратные действия, находясь в нетрезвом виде?
Девчонки захихикали, а Динавицер воскликнул, наивно надеясь на хор голосов:
– Всегда готовы!
– Ой, Изя, ну что ты такое говоришь? – укорила его Альбина.
Рассмеявшись, я пронёс драгоценный сосуд на кухню. Небольшой стол, приткнувшийся к холодильнику «Бирюса», был заставлен салатами и закусками, в духовке томились котлеты и прочие зразы, а на подоконнике цвёл пышными кремовыми розами торт «Киевский». Вдохновившись, я разлил ярко-рубиновый ликёр по тяжёлым хрустальным бокалам, сверкавшим на свету узорными пропилами и гранями.
– Обязательно разбавлять! – значительно сказала именинница, мешая ликёр с дефицитным апельсиновым соком, и гости живо разобрали колоколившую посуду.
– С днём рожденья! С днём рожденья! Ур-ра-а!
Бокалы сошлись с благовестящим перезвоном, и я сделал большой глоток. В пряном вкусе угадывались ежевичные тона с оттенками пахучих трав и терпкой хины. А потом разлилась затяжная приятная горечь.
– Хорошо пошло! – выдохнул Жека.
– Как называется? – промямлил Динавицер, смакуя с видом знатока.
– «Кампари».
– Недурно-с…
– Ой, Изя!
– Да-с!
– Как будто листвой отдаёт, – протянула Светлана, облизывая губы. – Или мхом…
– Мхом, мхом! – зачастила Маша.
Со спины ко мне притиснулась Инна, опаляя ухо шёпотом:
– Пригласи Риту танцевать!
– Так ещё ж музыки нет.
– Когда будет!
– Ладно…
Я наложил себе полную тарелку разных салатов и умял, чуть ли не урча. Успел! Из зала пролились первые ноты «Индейского лета». Под чарующую музыку Джо Дассен вспоминал, задумчиво грустя:
Я протянул руку Рите, и она ответила улыбкой ослепительной радости. Положила мне ладони на плечи, и мы поплыли в медленном танце, подхваченные печальным и светлым напевом. Се ля ви! Даже приятные воспоминания несут в себе заряд меланхолии, понуждая кручиниться. Ведь то, что было, уже не вернуть, не повторить – отошедшее счастье тускнеет и гаснет, выцветая, как жёлтый лист, ждущий порыва ветра…
Я и сам не заметил, как меня накрыло, увлекая в сладкую пучину. Жаркая тьма задышала в затылок, нашёптывая греховное. Почудилось мне или сознание на самом деле вывело истину: у меня нет сил определиться, я люблю на разрыв! Как тот незадачливый путник, что угодил между чёрными скалами Гингемы и не может сбросить гнёт притяжения, – обе влекут одинаково.