Прихватив ветошь, я протёр раму настольного пресса, и без того пускавшую зайчики, но как ещё нервы успокоить? А вот у моих одноклассников переживаний – ноль. Коротая время, они затеяли соревнования в «чу»: клали две или три монетки на обратную сторону ладони, подбрасывали их и ловили – надо было выхватить каждую денежку отдельно, пока те падали.

– Поймал! – вопил Изя, сцапав по очереди пятак и трёхкопеечный кругляшок.

– Случайность, мон шер, – задирал нос Жека.

– А ты сам попробуй! – подначивал его Андрей, приглаживая ёжик на голове.

Ромуальдыч в сотый раз глянул на часы и хлопнул в ладоши.

– Так, всё! Вынимаем!

– Ура-а… – тихо завёл Жуков.

– Па-ам, пам-пам, пара-пара-пара!.. – изобразил туш Зенков.

Вайткус осторожно отпер дверку печи, дохнувшую теплом, и я подцепил на кончик ножа чёрную «таблетку» размером с десятикопеечную монету, только чуть-чуть потолще.

– Ч-чёрт! – прошипел со злостью, перекидывая «таблетку» на верстак.

Изя рванулся и поймал её. Выронил, испугавшись, что «таблетка» раскалена, но тут Дюха резко присел, вылавливая образец у самого пола.

– Есть! Миха, а чего ты…

– Брак это! – в сильнейшем раздражении я выщелкал из муфеля остальные «таблетки». – Видите? Они все с прозеленью!

– И чё? – не понял Изя, вертя в руках горячую «таблетку».

– А то, – буркнул я. – Им не хватило кислорода.

– Давление вроде в норме было… – озаботился Ромуальдыч.

– Может, кислород… того… не совсем кислород? – предположил Зенков, катнув ногой синий баллон. – Накачали обычного воздуха?

– Ладно! – Я удручённо махнул рукой. – Всё как полагается – первый блин комом…

– Первые «таблетки»! – хихикнул Изя.

– Перемалываем, – решительно заявил я, сгребая образцы в агатовую ступку, – и отжигаем заново!

Дюха, дурачась, щёлкнул пассатижами, изображая кинохлопушку, и объявил скороговоркой:

– «Высокотемпературные сверхпроводники»! Дубль два!

Воскресенье, 18 мая 1975 года, утро

США, Вирджиния, Лэнгли

Фултон[44] широко шагал впереди, пересекая гулкий холл и топча знаменитое панно с орлом, восседавшим над розой ветров. А Даунинг с любопытством вертел головой. Смешно, но в Лэнгли он попал впервые. Как-то было недосуг посетить замок «рыцарей плаща и кинжала»…

Статуя Натана Хейла[45], барельеф Аллена Даллеса, мраморная мемориальная доска, истыканная звёздочками в память погибших разведчиков, – всё влекло Джека новизной и скрытыми истинами. Он даже улыбнулся, сравнив себя с простым деревенским парнем, заробевшим в логове тайных сил.

– Джек, не отставай! – подстегнул его голос Фултона, нетерпеливо манившего из кабины лифта.

– Иду, иду!

Даунинг заскочил внутрь, и двери сошлись.

– Боюсь, сегодня наша командировка и закончится, – проворчал Роберт, – а завтра опять в Россию.

– Судьба… – пожал плечами Джек.

Он уже и не помнил толком, когда подхватил это чисто восточное отношение к жизни – философское и круто приправленное фатализмом. Вряд ли в красном Китае, скорее в Малайзии, где скрестились пути Будды Шакьямуни и Мухаммада.

Лифт замер на седьмом этаже. Сунув под нос охраннику идентификационные карточки, Даунинг с Фултоном зашагали к кабинету директора.

Колби уже ждал их, нервно вышагивая от огромного письменного стола к окну, откуда открывался вид на Потомак, и обратно.

– Ну наконец-то! – воскликнул он. – Проходите, садитесь – или бегайте кругами, как я!

Роберт выбрал нечто среднее – остался стоять, а Джек счёл за лучшее развалиться в мякоти большого кожаного кресла.

– Признаться, господа, – заговорил директор, помяв руки, – я не слишком верил в операцию «Некст», но факты заставляют считаться с собой. Мы получили список, переданный «Микки»… Я правильно называю этого русского предиктора?

– Можно и так, сэр, – подал голос Даунинг. – «Миха» – это производное от имени «Михаил», как Микки – от Майкла.

– Уже легче! – хохотнул Колби.

Джек с интересом посматривал на директора ЦРУ. Уильям Иган Колби больше всего походил на бухгалтера, но именно этот слюнявый интеллигент вёл операцию «Феникс» во Вьетнаме – сколотил первые в мире «эскадроны смерти» и устроил кровавую баню тысячам туземных коммунистов или причисленным к «комми». И как в одной шкуре ужились две разные натуры, Хайд и Джекил?

Директор присел на стол, складывая руки на груди.

– Вчера, джентльмены, – торжественно провозгласил он, – на конкурсе «Мисс Америка» в Ниагара-Фолс победила Саммер Бартоломью! Не сказать, что куколка, но именно её назвал этот ваш «Мика».

– Шеф, вы знаете моё мнение, – осторожно начал Фултон, – русские способны на всё. Так почему бы им не состряпать якобы Михин список в секретных институтах КГБ?

– Согласен! – вскинул руки Колби. – Согласен! Никто не мешал Советам подкупить жюри конкурса красоты или… или ещё как-либо явить нам своё разнузданное коварство. Но плевать на эту Саммер! Откуда они могли знать то, что случилось тридцатого апреля? Допустим, здесь, в этих стенах, засел русский «крот». Допустим! И вот он вызнал сроки тайной операции «Порывистый ветер» и число кораблей 7-го флота, в ней задействованных… Ладно! Джек, вы, кажется, тоже служили во Вьетнаме?

– Да, сэр, – наклонил голову Даунинг. – Морская пехота, сэр.

– Следовательно, вы в курсе тамошней бестолковости! – вывел директор ЦРУ. – А уж когда коммунисты подходили к Сайгону, она и вовсе перешла в состояние хаоса! Допустить можно всё что угодно, но какой «крот» мог знать, что мы успеем эвакуировать именно тысячу семьсот тридцать семь граждан США, не считая вьетнамских прихлебателей? Да нам самим не было это известно! Несколько семей решили спасаться на машинах – их перехватили уже за городом. Трое или четверо купили лодку вскладчину – вертолёт снял их, когда они сплавлялись к порту. Узнать подобное заранее просто не-воз-мож-но! Вывод один – мы действительно имеем дело с предиктором! Где он сейчас?

Резидент обернулся к Джеку, и тот неспешно ответил:

– В России, сэр, в надёжном месте. Наш агент помог «Михе» скрыться и уговорил-таки на выезд из страны. Предиктору не хочется покидать СССР, но он боится угодить в лапы КГБ. По словам агента, «Миха» не верит, что его станут пытать в застенках Лубянки, однако и перспектива всю жизнь провести на охраняемом объекте, пусть даже с райскими условиями, тоже… не радует. И «Миха» выбрал свободу!