— Но… Кауз? — сказал инспектор, хмурясь. — Мог ли он сыграть глупую шутку вроде этой? И откуда он мог знать, что домик загорится ночью?

— Полагаю, он сам его и поджег, — невозмутимо произнесла миссис Брэдли. — Человек, выманивший Гилари Йеомонда из опасного места, вы же видите.

— Да, но именно об этом я и говорю, — сказал Блоксхэм. — В чем была идея?

— А это, — голос миссис Брэдли стал серьезным, — нам предстоит еще выяснить. Мне хотелось бы знать, какая возможность у него была воткнуть те железные прутья в землю, не будучи увиденным?

— Много возможностей, мадам, — заявил Кост. — Но если быть справедливым, то и любой из нас тоже сумел бы. Крики, неразбериха, черные неразличимые фигуры на фоне пламени. Беготня за водой… Кто мог быть уверен в том, кто что сделал?

— И вот к чему мы пришли, — вздохнул Блоксхэм, когда тренер удалился. — Мы ничего не можем доказать.

— Да, но это важная информация насчет того, что Кауз был третьим на месте происшествия, — возразила миссис Брэдли. — Ясно, что любителем розыгрышей в семье был Энтони. Но к моменту, когда огонь охватил домик, Энтони был точно мертв. Нет никаких сомнений, я полагаю?

— Никаких, — подтвердил инспектор. — Медики после вчерашнего осмотра определили время смерти — до полуночи.

— Одиннадцать сорок три, — проговорила она.

— И все же слишком смело предположить, что сожжение домика не имело никакой связи с более ужасным событием ночи. Как насчет того, чтобы изменить порядок допроса и пригласить следующим Ричарда Кауза? Я бы хотел услышать, что он сам скажет о себе, прежде чем двигаться дальше.

Ричард Кауз вошел, жуя кусочек ревеня, но, завидев выражение лица миссис Брэдли, которое явно не способствовало пищеварению, сунул пучок зелени, точно меч, за шелковый пояс, который повязал на талию, и дружелюбно улыбнулся.

— Доброе утро, пророчица, — произнес он.

Миссис Брэдли, которую за время долгой, извилистой и пестрой карьеры именовали почти всеми возможными эпитетами на большинстве известных языков, отреагировала с преувеличенным ужасом.

— «О нет, нет, Верный Томас, сказала она, — процитировала она мрачно и свирепо, — это имя не принадлежит мне. Я всего лишь королева светлого Эльфланда…»

И закончила взрывом смеха, удивившего даже невозмутимого констебля Коппла по другую сторону двери. Констебль шагнул в сторону сержанта и прошептал, прикрыв рот крупной натруженной ладонью:

— Вы слышали, что говорят об ирландских банши?[13]

— Ага, — буркнул сержант, которому миссис Брэдли активно не нравилась, — а еще я слышал рассказы об австралийских хохочущих женах и почему-то вдруг их вспомнил.

Ричард Кауз сел на указанный ему стул и развернул его так, чтобы миссис Брэдли тоже оказалась в поле зрения.

— Теперь, мистер Кауз, — проговорил инспектор, и Ричард наклонился вперед с тем доброжелательным интересом, какой изображает священник, готовый выслушать рассказ дорогого маленького Брайана о красивых маргаритках, и даже улыбнулся так же ободряюще. — Вы находитесь в моем списке подозреваемых.

— Прошу прощения, — весело сказал Кауз, — но подозреваемых в чем?

— В убийстве Хобсона и Энтони.

— Хобсона и Энтони, — протянул он. — Ну что же… Хорошо. Готов признать себя виновным, если это избавит вас от проблем. Видите ли, — он взглянул на наручные часы, — сейчас почти одиннадцать тридцать. Ленч в час, и у вас впереди… прошу прощения!

Вскочив, он подошел к дверям, где мягко, но уверенно отодвинул сержанта в сторону, чтобы тот не загораживал обзор. А затем высунул голову в библиотеку, где и пересчитал всех, кто там оставался.

— У вас впереди еще шесть персон для допроса помимо меня. И это если вы не пригласите еще кого-нибудь. Но я верю в то, что вы будете обязаны задать одному или двоим из них больше вопросов, после того как услышали то, что всем пришлось сказать.

Инспектор мрачно посмотрел на Ричарда.

— Опишите мне все свои передвижения после ужина в ночь, когда умер Энтони, мистер Кауз, — холодно произнес он. — И позвольте мне устраивать мои дела так, как я нахожу для себя удобным. У меня нет обыкновения принимать даровую помощь, разве что от людей… — он поклонился миссис Брэдли, — обладающих тактом и опытом.

— Ладно-ладно! — воскликнул Ричард, размахивая руками. — Все, как вы хотите. Думал, это может избавить от сложностей, вот и все.

— Вы были за обедом с остальными, конечно? — спросил Блоксхэм.

— В тот вечер, о котором вы упоминали? Да… да, я должен был. И после того как обед закончился, я сопровождал Гилари Йеомонда в его домик.

— Что вы там делали?

— Перестилали постели.

— Перестилали постели?

— Да, инспектор. Мы сняли постельное белье, перевернули мешок для картофеля камуфляжной расцветки, который широкая публика ошибочно принимает за матрас, и переложили те кирпичи… подушки, я имею в виду, а потом новое постельное белье.

— Зачем?

Ричард пожал плечами.

— Вы женаты, инспектор? — спросил он.

Блоксхэм усмехнулся.

— Ну, в любом случае именно этим мы и занимались, — подвел итог Ричард. — Затем я позвал Йеомонда поиграть в шахматы. Вы играете в шахматы, инспектор?

— Я играю, — ответила миссис Брэдли прежде, чем Блоксхэм успел вставить слово. — Вы должны сыграть со мной однажды.

— Ничто не даст мне большего удовольствия, о Сивилла. — Ричард всем телом изобразил придворный поклон, после чего ему пришлось поправить едва не выпавший пучок ревеня. — И вверх, к дому, устремились мы, и в столовую направили стопы наши!

— Почему в столовую? — спросил инспектор.

— Почему нет? — пробормотал Ричард себе под нос, громко же он произнес иные слова: — Там комфортно, и стол удобный, и доска с фигурами хранится в серванте, и портвейн с бисквитами достать нетрудно, и свет волшебным образом приглушен, и цвет занавесок подходит к моим глазам.

— Продолжайте, — процедил Блоксхэм.

— Чем я и занят, инспектор. Именно этому делу я и предаюсь. Итак, мы играли… желаете ли вы детального описания игры?

— Нет. Перейдите ко времени первого переполоха.

— Первый переполох, — начал Кауз послушно, — произошел в то время, на которое указали все остальные, однако в точности их утверждений я сам никак не могу ручаться. Надеюсь, это вам не помешает?

— Дальше.

— Переполох принял форму громкого стука, пинания и колочения по запертой калитке водяного парка, что сопровождалось шумом смущенных, звучных криков.