и знал, что требовать от неё близости было бы слишком неправильно и жестоко. Не одним лишь её телом он жаждал обладать, но и сердцем, а для этого действительно необходимо время, и он готов дать ей его столько, сколько потребуется.

— Отдыхай, любовь моя. Я вернусь, когда ты будешь готова принять меня. Тебе не стоит меня бояться. Я никогда тебя не обижу.

Он старался бережно относиться к хрупким чувствам девушки. Позволил себе напоследок взять шелковистую прядь её волос, коснулся их губами и вышел, плотно закрыв за собой дверь.

Глава 11

Ядвига бродила по лесу, срывая нужные травы и собирая их в корзинку. Она и сама не знала, для чего делает это, ведь вот уже третий месяц она не притрагивалась к ступке и не приготовила ни одного целительного снадобья. Вместе с жестоким предательством Николаса она утратила желание жить, но и умереть не решалась. Она превратилась в призрака, что скитается по замку князя. Ни жива, ни мертва.

— За что он терпит меня такую бедо́вую? — глядя в небо, сетовала она. — Зачем в жены взял? Теперь и сам мучается.

В груди Ядвиги теснила горечь каждый раз, когда в голове возникал образ мужа, губы которого всегда улыбались, но в глазах плескалась тоска.

— Я не сделала ничего, за что бы он мог так сильно любить меня.

Девушка поставила на сырую землю корзинку и опустилась подле, положив голову на пустотелый ствол мёртвого дерева.

— Я точно, как ты, — она прикрыла влажные от душащих слез глаза, — внешне могу улыбаться, но внутри всё пустое.

— А ведь сердце моё умерло в ту ночь… — голос её задрожал, — на пороге его нового дома. Ох, как же тяжко!

Ядвига слабо ударила себя рукой в грудь. Бусы да цепочки брякнули, а тонкая слеза скатилась со щеки по подбородку, падая на белоснежную кожу груди.

— Отчего же до сих пор так болит?! Думала, что со временем легче станет, забудется, жизнь новая начнется, однако всё, как и прежде. Словно и не минуло столько времени.

Она тихо плакала, терзаемая тяжёлыми думами, и незаметно для себя уснула.

Проснулась от того, что чьи-то теплые сильные руки прижимают обмякшее тело к широкой груди.

Ядвига медленно открыла глаза и увидела, что князь несёт её на руках через лес в сторону замка.

— Зачем Вы здесь, князь? — тихо спросила она, поднимая на мужчину ясные очи.

— Тебя долго не было. Я беспокоился, — хмуро ответил он.

— Прошу, пустите меня. Я могу и своими ногами дойти.

Но вместо того, чтобы выполнить просьбу, черноволосый красавец только крепче прижал жену к сердцу.

— Ох, душа моя, могу ли я надеяться, что однажды ты назовешь меня по имени?

Ядвига смолчала, застенчиво пряча пылающее лицо в высоком вороте темного мужского сюртука, нежного и приятного на ощупь.

— Молчишь… — понуро заключил князь. — Я сам во всём виноват. Думал, тебе легче станет, если время дам. Думал, боль свою забудешь, да ко мне привыкнешь. С мыслью свыкнешься, что теперь моя ты. Однако ошибся. Сам позволил отдалиться.

— Вы не виноваты…

— Виноват. Вместо того, чтобы быть рядом и поддержать, я почти ничего не сделал видя, как медленно ты уходишь в себя.

Ядвиге было мучительно слышать от него подобное, ведь она знала, что никогда ещё муж не оставил её одну, когда она нуждалась в нем, даже сама того не понимая. Он всегда пытался порадовать её, рассмешить. Быстро узнал её вкусы и часто дарил подарки, которые бы точно ей пришлись по вкусу. Сразу смекнул князь, что не нужны были дорогие наряды и украшения, хотя этого у княжны теперь было вдоволь. Он знал, что намного больше радости Ядвиге доставит резная дудочка, которую, как она узнала после, князь смастерил своими руками, испортив перед этим не один добротный кусок дерева. Ядвига ценила каждый этот момент, да только Витольд всё же считал, что сделал недостаточно, чтобы излечить раненое сердце жены и помочь ей оправиться.

Наконец князь смог признаться самому себе в том, что так давно бередило его естество. Он любил жену всей душой и хотел, чтобы она была счастлива рядом с ним. Ради этого он позволил ей поселиться в другой комнате, хотя не этого просило его сердце. Каждую ночь умирал от желания подняться с постели, постучать в её дверь, прижать её трепетное тело к своей груди, коснуться манящих губ и в конце концов в страсти слиться с любимой женщиной. Однако за время их супружества он так ни разу и не прикоснулся к Ядвиге. Единственная радость, которая у него была, — это видеть её, слышать, чувствовать её запах и изредка целовать руку, когда выпадала такая возможность.

— Что Вы задумали?! — сердце девушки с бешеной скоростью забилось в груди от волнения и страха.

— Ядвига, я твой муж, не забывай об этом. Отныне мы будем спать на одном ложе, — он прервался, ощутив дрожь в теле жены. — Я буду рядом, но сдержу данное мною слово. Тебе нечего страшиться.

Витольд плотно сжал губы, а густые темные брови печально опустились вниз.

«И вот вновь всё повторяется. Я в который раз нехотя делаю ему больно, — мучительное раскаяние гложило девушку. — Он не заслуживает этого. Ему нужна другая жена, хорошая, которая будет любить и лелеять вельможу. Он так красив, так нежен, так добр, да только со мной он так несчастен».

Витольд аккуратно нёс жену на руках, ловко пробираясь сквозь кусты и деревья, глядя перед собой. Сейчас он просто не мог смотреть ей в глаза, потому что она была слишком близко. Кровь забурлила в венах ещё тогда, когда он увидел её спящую на сырой земле, спокойно прислонившись головой к дереву. В эту же минуту князю было даже физически больно сносить её присутствие. Её нежный ягодный аромат с тонкими травяными оттенками въедался в кожу, лишая здравости рассудок.

Ядвига видела, как темнеет лицо мужа, но не понимала природы его настроения, поэтому решила, что стоит извиниться.

Она тронула пальцами его грудь, положила голову на плечо и слабым голосом сказала:

— Простите за горе, что причиняю вам, мой князь.

Столь невинное прикосновение вырвало из груди мужа протяжный болезненный стон. Он остановился, словно ноги его приросли к месту, склонил голову и поцеловал огненные волосы жены, гулко втягивая в лёгкие их запах.

— Не терзай мою душу подобными речами. Я полюбил тебя такой, какая ты есть,