Для простого человека, не имеющего особых связей, наиболее вероятным кандидатом в патроны являлся его начальник или секретарь местной парторганизации. Колхознику мог покровительствовать (или не покровительствовать) председатель, как в примере, приведенном одним из респондентов Гарвардского проекта: «У бухгалтера нашего колхоза... были очень хорошие отношения с председателем нашего колхоза. У него была протекция... Если бухгалтер ремонтировал дом, ему по протекции председателя доставались лучшие материалы». Журналисту мог покровительствовать редактор газеты, рабочему — директор завода, партийный секретарь или «приятель в отделе кадров». Для того чтобы приобрести славу стахановца, патрон (как правило, секретарь местной парторганизации) был совершенно необходим[95].

Интеллигенция — точнее, «творческая интеллигенция»: писатели, артисты, ученые — в том, что касалось покровительства, находилась на особом положении. Во-первых, ее патроны находились исключительно высоко, часто на уровне Политбюро. Наверное, не было ни одного члена Политбюро, который не имел бы своей клиентелы среди интеллигенции, поскольку без нее он не мог претендовать на репутацию культурного человека, столь дорогую сердцу членов Политбюро, так же как и более простых смертных. Во-вторых, сама система привилегий для интеллигенции, описанная выше в этой главе, требовала сети покровителей, чтобы раздавать эти привилегии. И наконец, нужно сказать, что представители творческой интеллигенции, имеющей за плечами многовековой опыт взаимоотношений с царственными и аристократическими покровителями, в качестве клиентов проявляли такое рвение и нюх, как практически никакая другая социальная группа. Надежда Мандельштам, жена поэта Осипа Мандельштама, описывала, как ей впервые довелось четко осознать существова­ние системы покровительства:

«Николай Иванович» — это Бухарин, партийная звезда, клонившаяся тогда к закату. Ежов был звездой восходящей — заве­дующий отделом кадров ЦК, через несколько лет печально прославившийся как глава органов внутренних дел времен Большого Террора. Ежовы, как явствует из замечания его жены, активно искали друзей (клиентов) среди интеллигенции, которые делали бы им честь. Писатель Борис Пильняк был не единственной их добычей. Михаил Кольцов, знаменитый публицист и редактор журналов «Крокодил» и «Огонек», тоже попал в орбиту Ежовых во второй половине 1930-х гг. Жена Ежова Евгения, сама журналистка, имела множество друзей в мире культуры, а писатель Исаак Бабель был не только ее другом, но и бывшим любовником[97].

Должно быть, многие представители интеллигенции узнали бы отражение собственных грез в нарисованной М. Булгаковым воображаемой картине того, как сам Сталин берет его под свое покровительство:

В реальной жизни личные встречи клиентов из интеллигенции со Сталиным или другими высокопоставленными патронами случались сравнительно редко. По обычной схеме патрона умоляли о помощи в письме (всегда передаваемом с оказией лично в руки) и получали ответ (если повезло и патрон был в состоянии помочь) в виде телефонного звонка[99].

Политические патроны могли помочь клиентам из интеллигенции разными путями. Они могли посодействовать им в получении дефицитных благ, например квартир или мест в элитных домах отдыха. Могли защитить клиента, впавшего в немилость (хотя это, конечно, не всегда было возможно: в эпоху Большого Террора подобная защита стала весьма трудным и опасным делом). Наконец, они могли вмешиваться в профессиональные споры, принимая сторону своего клиента. Именно об этой услуге часто просили клиенты, что влекло за собой гораздо более широкое вмешательство «государства» и «партии» в культурные дела, чем могло бы быть в другом случае.

Покровительство являлось одним из важнейших механизмов распределения дефицитных благ. Архив В. М. Молотова, главы советского правительства, завален просьбами о таких благах, особенно о жилье. Писатели, музыканты, ученые, артисты и художники — все обращались к Молотову, называя его в своих письмах по имени и отчеству и переводя свои притязания на личную почву, как и подобало клиенту, пишущему патрону. Молодой писатель Павел Нилин, мысли которого об относительной природе роскоши уже цитировались в этой главе, был одним из тех, чье обращение к Молотову оказалось успешным (он получил однокомнатную квартиру площадью 18 квадратных метров — вдвое больше старой). Писатель А. Н. Толстой, легендарный владелец «неисчерпаемого счета в банке», получил дачу не то в восемь, не то в десять комнат, правда, просил одиннадцать[100].

Просьбы защитить от клеветы и нападок тоже часто встречаются в почте Молотова. Беспартийный ученый молил о защите от травли со стороны влиятельного коллеги-коммуниста; историк просил пресечь клеветнические слухи, будто он дружил с троцкистом; поэт жаловался на разгромную рецензию на свое произведение в «Правде»[101]. Другие руководители тоже получали подобные просьбы от своих клиентов. Актриса, у которой муж попал в беду, обратилась за помощью к Я. Агранову, занимавшему высокий пост в НКВД. Композитор Дмитрий Шостакович, оказавшись в немилости из-за своей оперы «Леди Макбет Мценского уезда», естественно, попросил о заступничестве своего друга и патрона маршала Тухачевского[102].

Клиенты часто просили патронов вмешаться в профессиональные споры. Война Т. Д. Лысенко с генетиками, например, вызвала множество подобных обращений с обеих сторон. Физика тоже являлась темой жалоб и контржалоб. Так, например, группа философов-коммунистов стремилась заручиться поддержкой Молотова в полемической атаке на «идеализм» в физике, предпринятой ими на страницах своего журнала, а П. Л. Капица в то же время писал Сталину и Молотову письма в защиту «идеалистов», называя статью в журнале «безграмотной с научной точки зрения» и критикуя мнение, что «если... в физике ты не материалист... то ты враг народа». Художники, писатели и артисты в равной мере были склонны привлекать своих патронов к разрешению профессиональных разногласий[103].

Некоторые ведущие деятели культуры и науки, как, например, П. Л. Капица и С. И. Вавилов в области естественных наук, в своих отношениях с высокопоставленными патронами выступали представителями целой группы клиентов. Они брали на себя функцию посредников в силу профессиональных заслуг и положения (президенты Академии наук, секретари профессиональных союзов, директора научно-исследовательских институтов наделялись этой функцией автоматически) и прочных связей с различными государственными лидерами. Порой посредничество имело целью представление профессиональных интересов той или иной группы, например, когда секретарь Союза писателей А. А. Фадеев в письме Молотову выражал общее недовольство литературного сообщества тем, что нет Сталинской премии по литературе (этот не­дочет быстро исправили), и поднимал другие вопросы профессионального характера, в том числе о гонорарах и налогообложении писательских доходов. Иногда оно было связано с защитой подчиненных, например, когда начальник конструкторского бюро писал председателю Ленисполкома, заступаясь за инженеров, которым грозила высылка как «социально чуждым»[104].