выдвинулись через полчаса после плотного обеда. Стоило только углубиться в дебри мрачного леса, как под ногами сразу захлюпала вода. В принципе я ее чувствовал, еще находясь в лагере, так что удивления у меня это не вызвало.

— Двигайтесь по моим следам. — не оборачиваясь бросил нам дядя Слава — Иначе увязнете.

Если честно, я бы с лучше мог провести нашу группу из трех человек по этой болотистой местности, но инициативу проявлять не стал. Мое восприятие позволяло определить присутствие воды, а отсюда и вязкость почвы. Проще говоря — я точно знал куда ставить ногу, чтобы она не промокла или увязла.

И все-таки минут через десять я не выдержал чувствуя, что Славомир Золотов ведет нас прямиком в глубокие топи. С той стороны ощутимо фонило темной водой. Сверившись с ощущениями, я понял, что впереди очень древние топи, и вязкость илистой почвы там доходит до полутораметровой глубины. Даже взрослый человек вполне может застрять и без посторонней помощи уже не выберется.

— Стойте! — крикнул я отдалившимся компаньонам. — Нет там прохода.

— Откуда ты зна… — только задал вопрос дядя Слава, но тут же осекся, вспомнив кто я такой. — Дорогу покажешь?

— Покажу — кивнул я — Но вы направляйте. Я просто не знаю в какой стороне курган.

У дяди Славы был компас, причем магнитный. Я даже сперва не понял, что это такое, и только потом сообразил. Странно было видеть подобное устройство в современном технологичном мире, где навигатор может вывести тебя откуда угодно. Где есть связь…

— Нам туда — дядя Слава указал рукой направление, предварительно сверившись со стрелкой своего примитивного устройства.

Путь, который мы могли преодолеть за полчаса по ровной дороге, отнял у нас чуть больше часа по немногочисленным кочкам и участкам небольшой глубины с относительно твердым дном. В итоге обувь промокла полностью и пропахла мерзким запахом торфа. Теперь мои кроссовки, купленные еще в Красноярске, придется очищать очень долго, возможно даже постирать или использовать как «огородную» обувь. Жалко, они ведь почти новые.

Искомый нами курган, в котором предположительно похоронили Аждаху, представлял собой холм метров пяти высотой. Даже быстрого взгляда было достаточно чтобы понять о рукотворном происхождении этого объекта. Природа не создает идеальных линий, а эта насыпь представляла собой идеальный круг. И даже более чем спустя шесть веков, курган полностью заросший мхом и чахлым кустарником не утратил своих очертаний. А разбросанные вокруг фрагменты отёсанного камня только подтвердили наши догадки.

— Кажись нашли. — веселым голосом сообщил Золотов-старший. — Слава, твой выход.

Около получаса дядя Слава медленно раз за разом обходил насыпь, иногда останавливаясь и прикладывая руку к земле, закрывая глаза. Видимо прислушивался к ощущениям. Мы с Николаем Николаевичем покорно ждали.

— Внутри есть пустоты. — наконец вынес вердикт наш геомант. — Вижу четкий прямоугольный тоннель уходящий вглубь.

— Вход определить сможешь?

— Уже определил. — медленно кивнул дядя Слава, не открывая глаз.

— Тогда можно возвращаться. Темнеть начало.

— Да, пожалуй, пора.

В разбитый нами лагерь мы пришли уже далеко затемно. Тем не менее, происшествий в дороге не случилось. Никого не засосало, никто не утонул и не оступился. По-другому и быть не могло. Одаренные больше полагаются совсем на другие чувства, а не только на зрение и осязание. Поэтому я легко и непринужденно вывел наш маленький отряд исследователей из дремучих болот, всего за один час, чем заслужил уважительные взгляды обоих Золотовых и благодарственный хлопок по плечу.

— Молодец, Добрыня.

Я даже поправлять не стал, было попросту лень. Хотелось есть и спать одновременно. Но когда я вспомнил что на мне еще первая смена ночного дежурства, то стало вдруг совсем грустно. Придется бдеть до часу ночи.

— А-а-ах — глубоко и тяжело выдохнул я, осознавая всю тяжесть своего положения.

Глава 31

Еще через час, ночь полностью вступила в свои права. Именно в этом месте, темень была особенно непроглядной и гнетущей. Сразу возникло неопределённое чувство легкой тревоги. Злобные каркающие завывания болотной выпи и без того усиливали общую встревоженность, сразу взывая к древнейшим человеческим инстинктам — боязни темноты и того что в ней обитает.

— Ночной окрик выпи — к беде — тихо произнес дядя Слава, на что его брат только состроил недовольную гримасу. Бесило видать Николая Николаевича излишнее суеверие брата.

Даже вкусный ужин в виде каши с консервированным мясом, не сильно принес облегчения. Но, приготовленный на костре чай с травами и легким запахом дымка, вроде бы притупил чувство всеобщей тревоги. А сладости, принесенные Ариной, среди которых были полюбившиеся мне прянички, на какое-то время заставили забыть, что мы находились в окружении вонючих древних болот с курганом-могильником убиенного чудовища.

Разговаривать никому не хотелось. Прочно устоявшуюся тишину нарушали частый треск прогорающих поленьев, противное бульканье болот и редкие крики местной фауны. Неопределенное чувство тревоги медленно, но уверенно возвращалось. Я зябко поежился представив, что буквально через час, а может и раньше, мне придется остаться одному.

Так и произошло. Первыми спать отправились девушки. Прежде чем они укрылись за тентом палатки, я успел поймать взгляд Арины. Девушка легко улыбалась, глядя прямо на меня, а ямочки на ее щеках, которые я, к своему стыду, не заметил раньше, заставили быстрее застучать сердце.

Еще через минут десять, пожелав спокойной ночи, нас покинул Золотов-старший. Дядя Слава, посидев еще несколько минут, тоже поднялся.

— От костра далеко не отходи и затухнуть ему не позволяй. — негромко произнес он — Пей чай. Он с корнем женьшеня и элеутерококка. Какое-то время придаст бодрости, а там уже и смена подойдет. Спокойной ночи, Горыня.

— Спокойной ночи, дядя Слава — так же негромко произнес я.

И вот я остался один. Боялся ли я темноты находясь рядом с костром? Наверное, нет. Ночь меня не страшила вообще, даже в детстве. Но одно дело темнота сельская, так сказать — бытовая, с тусклым уличным освещением и далекими точками света из окон соседских домов. С привычными звуками — шелестом листвы на ветру, стрекотанием знакомых насекомых и редким звуком человеческого присутствия.

А совсем другое — ночь в непонятном месте, без единой точки искусственного света, в окружении столетних топей, и ни единого намека на звуки цивилизации. С леденящими и неизвестными окриками местных птиц или животных. Скрипом полуразложившихся деревьев и противным бульканьем выходящих на поверхность торфяных газов. Очень неприятное место. Даже наши болота, которые конечно же были недалеко от Речного, не доставляли такого дискомфорта, как местные.

«Гиблое место» — почему-то промелькнула у меня мысль. — «Самое что ни на есть гиблое».

С каждой