Вот по факту, чисто визуально – она была краше даже Малисент.

Но эти красные глаза… нечеловеческого в княжне Мортем было слишком много для того, чтобы я могла назвать ее действительно красивой. Это тоже была своеобразная красота, конечно, но… Малисент была как роза, а эта как ядовитый кактус. Причем весь ядовитый, не только там шипы, но и сам цветок.

А я… я…, помятая после бессонной ночи, всклокоченная и вообще не видевшая сегодня зеркала, в розовом пушистом домашнем халате, белых носках и черных кроссовках. Еще я догрызла ногти, пока звонила всяким упырям.

И к слову об упырях.

– Княгиня, я польщена встречей! Вы…ммм… прекрасно выглядите! – Сессилия произнесла это так, что я себя сразу на порядок уродливее ощутила.

Но… Это для нее я была страшной человеческой женщиной, непонятно с чего ставшей женой самого влиятельного кровососущего дома, а вот она для меня – тварью, потягивающей кровавый коктейль из того, кого она только что убила.

– Княжна, – я заставила себя улыбнуться, да, не знаю как, но заставила, – благодарю, за… непередаваемо волнительную ночь, это было прекрасно.

Повторять главное не надо, пожалуйста, а то пристрелю же, тварь… впрочем ты и так вряд ли уйдешь отсюда живой.

И вампирская девчонка, удивленно моргнула.

Черт, интересно, а она тоже мысли читает, или как?

– Княжна Мортем, очки! – произнес не отходящий от меня ни на шаг Навьен.

Я оглянулась на него и тихо спросила:

– А очки это что?

– Дань уважения, правило хорошего тона. И да, княжна способна читать ваши мысли, княгиня. С расстояния пятьдесят шагов, но способна.

О, какая интересная информация…

Ну что, мразь, вот мы и встретились!

Сессилия вздрогнула, и испуганно посмотрела на Навьена.

– Очки надевать совершенно не обязательно, – практически прошипела я.

И вот я сейчас была настолько злая, что даже появись на моем пути кобра – пристрелила бы не глядя. Потому что единственной на кого я сейчас смотрела – была эта упыринная тварь!

– Артур Сендман, – произнесла я, все так же пристально глядя на нее, – двадцать лет, звезда консерватории, увлеченный, молодой, безумно талантливый виолончелист и совершающий свои первые шаги композитор. Его мать, Адель Сендман, получила травму при родах, и держа на руках сына, уже знала – он навсегда останется ее единственным ребенком. Она любила его самозабвенно, посвящая ему все силы, все время, даря всю свою любовь. И мальчик, которого с рождения называли особенным и единственным, рос на радость родителям. Золотая медаль в школе, блестящее поступление в университет, дипломы, награды, и сольные партии на концертах консерватории. И мне бесконечно интересно – что ты, тварь тупорылая, чувствовала, когда убивала того, кто был не то, что в сотни – в миллионы раз талантливее и важнее для мира, чем ты?!

Щека вампирши дернулась, как от удара.

– Княгиня! – прошипел за моей спиной Навьен.

Я помню, что я княгиня, прекрасно помню, этим и пользуюсь.

Но, как оказалось, княжна тоже оказалась не робкого десятка.

– Это… прямое оскорбление, княгиня! – прошипела она.

Оу, даже так.

– Ммм, – я безмятежно преодолела еще несколько ступеней, – значит, вы признаете себя виновной в убийстве Артура Сендмана, княжна Мортем?

А мысленно… Ну давай, тварь, выкручивайся.

– Интересно, каково это? Смотреть на парня, и понимать, что не стоишь даже его мизинца?

Сессилия вдруг криво ухмыльнулась, и произнесла:

– А это вы мне расскажите, княгиня? Каково это, стать женой мужчины, зная, что вы не достойны целовать даже песок… по которому он проехал на своем автомобиле?..

– Княжна! – прошипел уже ей Навьен.

Но, кажется, мы обе уже завелись основательно.

– Это – шикарно, малышка, – сладко прошептала я. – И, знаешь, – я протянула руку, провела пальцами по периллам, вновь посмотрела на вампиршу, – отдельное удовольствие осознавать, что этот потрясающий мужчина предпочел меня, такой твари как ты!

И она бросилась на меня.

Смотрелось это жутко – красивая девочка-куколка в единый миг обзавелась сухой жилистой мускулатурой, рвущей ее одежду в лохмотья, клыками и выдвигающейся челюстью, ее кожа приобрела красновато-кирпичный оттенок, и чудовище с багровыми глазами ринулось на меня.

Никогда не видела князей в их боевой ипостаси… кошмарное зрелище.

И, если честно, я рассчитывала, что это будет последнее зрелище в моей жизни. О том, что князья сильнее обычных, пусть даже и древних вампиров, я знала. Так что простой расчет – она, я… моя голова, радостно подпрыгивающая на ступеньках и несущаяся прочь, пока тело сотрясается, заливая все кровью.

Это был неплохой вариант моей смерти, потому как после нее, и я знала это точно, князь Даркан оторвет голову уже ей. И мне этого очень хотелось, чтобы хоть кто-то оторвал голову этой твари, для которой Артур Сендман был явно не первой и не последней жертвой…

Но все пошло не по плану.

Чудище с перекошенной рожей, одним прыжком преодолело двадцать ступеней, и… полетело обратно. Навьену хватило удара, чтобы отшвырнуть от меня КНЯЖНУ! Вампиру. Пусть и тысячнику, но вампиру же…

И в шоке от ее полета на пол была не только я, но и сама кошмарка Мортем. Она вскочила, на полусогнутых, демонстрируя весьма сомнительное удовольствие наблюдать ее в одних полуразодранных чулках и эластичных трусиках-танго, которые на сухом жилистом нечеловеческом теле выглядели так себе… стринги на синтоловых бодибилдерах и то лучше смотрятся, и, огласив дом рыком, бросилась на меня снова.

Навьен спокойно встал у нее на пути, прикрывая меня. Причем он даже не дрогнул, а вот мне, когда у нее пена со рта пошла, сделалось как-то очень не по себе – но удар тысячника, и вампиршу снесло.

А я… я это:

– Ты видел, как у нее пена изо рта? – потрясенно спросила у тысячника.

– Я тебя придушу! – глухо, но так пробирающим до костей тоном, пообещал он. И добавил: – Это не пена, это слюна… Она засекла. Ты осознаешь, что теперь князь будет вынужден ее убить?

– Конечно! – радостно заверила я тысячника.

Между тем маразота вампирская упав на пол, перекатилась, встала на странные четвереньки полуприседом, и снова помчалась на меня. На этот раз не по прямой, а свернув и помчавшись по стене, раздирая когтями обои, картины, даже бра!

Но все что ждало ее в финале вертикального бега – кулак Навьена.

Монстрище отлетела и вновь рухнула на пол.

– Слушай, а давай ты ее убьешь? – внесла я конструктивное предложение.

Навьен ответил не сразу – несколько долей секунды он смотрел на чудовище, которая вновь вскочила, отряхнулась, как собака какая-то, оскалилась и приготовилась к новому прыжку, но… Навьен вообще не нашел более удобного времени, чтобы развернуться ко мне, подставляя врагу спину, и прошипеть: