Но никто никуда идти не собирался.

Жесткий фиксирующий захват на затылке, лишающий возможности даже отвернуться, запястье, росчерк клыков, налившаяся кровью царапина, и эту кровь, Навьен собирался затолкать в меня. И, похоже, любой ценой.

Я перестала смотреть на его запястье, я посмотрела в его глаза…

В моих собственных застыли слезы.

В его – неотвратимость предстоящего.

Слезы соскользнули с ресниц, и потекли теплыми дорожками по щекам.

– Каиль, – ему было жаль. Ему правда было жаль, это читалось в его взгляде, но жалость затмевало чувство необходимости.– Надо.

Надо.

Паршивое слово, но иногда просто надо поступать так, как считаешь нужным. И потому несмотря на все сочувствие к Навьену, ночью я поступила так, как нужно было мне – уничтожая результат его работы за четыре года, и спасая людей. И тогда мне было жаль его, правда жаль, но я не могла поступить иначе. А сейчас он поступал так, как он считал нужным, как бы сильно ему не было жаль меня.

– Каиль, так надо, – произнес Навьен, с неотвратимостью горного обвала, который уже несется вниз сотнями тон гранитной породы. – Иначе ты не выживешь. Два глотка крови. Этого будет достаточно.

И его окровавленное запястье у моих губ, а взгляд… ему все-таки было меня жаль, несмотря ни на что – было жаль.

Мне меня тоже.

Несколько долгих секунд вампир пристально смотрел на меня, затем поднес собственное запястье к своим губам, высасывая собственную кровь, а я вдруг поняла – он заставит меня выпить. Не так, так иначе. Он сильнее. Он безжалостнее. И он – вампир.

– Я буду тебя ненавидеть всю свою жизнь, Навьен, – прошептала с абсолютной уверенностью в своих словах.

Буду. Ненавидеть до безумия. И не важно – вампиршей или нет. Просто убью. За такое даже убить не жалко.

Он понимал это. Отлично понимал. Он все понимал!

Но набрав полный рот собственной крови, он рванул меня вверх, абсолютно мокрую и ледяную, прижал к себе, и крепко стиснув, надавил на подбородок, заставляя открыть рот.

Черт, ты сам виноват!

Моя рука скользнула вниз по тренированному телу вампира, накрывая ту часть его тела, которая в отличие от хозяина, ледяным спокойствием не отличалась. Накрыла рукой и сжала.

Тысячник замер.

Пристально глядя в его глаза, я медленно облизнула губы…

Навьен судорожно сглотнул.

Один:ноль!

И он понял, насколько намеренным был поступок, едва я торжествующе улыбнулась.

– Вкусно? – могла бы и не спрашивать.

Судя по выражению лица, вкуса он не почувствовал. Он сейчас ничего не чувствовал, кроме ярости и… моей ладони все там же.

– Объясни, – ласкающее движение вверх, и медленное вниз, – для чего Даркану потребовалось обращать меня?

Навьен, казалось, окаменел. Он все так же крепко держал меня, но теперь я ощущала, как нервно, неровно, судорожно бьется его сердце, замирая при каждом моем движении. Потрясающее ощущение своей власти, чувствую себя просто Каиль-всемогущей.

– Так, – снова вверх, – почему?

Вместо ответа, Навьен хрипло прорычал:

– Прекрати.

– Я прекрати? – даже не собиралась, несмотря на то, что меня трясло и ломало. – Как отрывать головы не особо виновным полицейским, так, пожалуйста. А как совершать противоправные действия уже мне, так сразу «прекрати»?

Одно движение, и я рухнула обратно в ледяную воду.

Вскочила почти сразу, движением откинув мокрые пряди волос с лица и замерла – Навьен стоял, исподлобья глядя на меня так, что любой другой на моем месте стало бы страшно за свою жизнь. Но тут такое дело – есть штуки пострашнее смерти. И одну такую штуку знала – стать вампиром!

– Каиль, – с его руки, обнаженной разорванной тканью, на пол капала кровь, – Даркан уже начал твое обращение. И сейчас есть два варианта – или ты выпьешь кровь сама, или… я ее в тебя волью силой! Мы ведь оба знаем, кто из нас сильнее, не так ли?

Не так.

Вообще не так.

Тварь ты, Навьен, ты тварь… а я… я просто поступлю по-скотски.

И стряхнув капли воды с лица, я шагнула через бортик ванны, почти поскальзываясь, и основательно падая, несмотря на то, что вампир меня поддержал. Потому что я знала – поддержит, подхватит, не даст упасть.

Вот в пропасть уже толкну я!

И я толкнула, обхватывая его шею, прижавшись губами к его губам, и увлекая его в бездну, из которой не выберемся мы оба. Вот только для меня это был осознанный шаг, а Навьен упал со мной с пронзающей облака высотки, еще не осознавая, что это не полет – это падение.

Мы целовались как безумные. Я, вкладывая всю силу в то, чтобы просто не отпускать его, и он, напрочь переставший сопротивляться этому сумасшествию.

Каждый выживает, как умеет…

И я целовала его с холодной решимостью выжить – упоительно, страстно, ощущая привкус крови и жар его поцелуев, и чувствуя, как все стремительнее бьется сердце. Мое. Его. Наши. На секунду оторвалась, вглядываясь в его глаза, и задохнулась жутким осознанием – это он для меня был способом выжить, а я для него – целым миром. Всей его вселенной. Его солнцем, его светом, его ночью, его бездонным омутом, вот только… кажется, Навьен тонул вполне осознанно. Более чем осознанно… Я думала, он повелся на мою уловку? Я ошиблась. Он знал. Знал, что падаем, знал, что твердая поверхность бетонированной площадки приближается с неумолимой скоростью. Он все знал. Но…

Мои пальцы скользят по широченным плечам, ладони на жесткой мускулистой спине, одно движение, и он, с обреченным стоном, вновь приникает к моим губам.

Для кого-то жизнь что-то основательно длинное, для кого-то – яркая вспышка метеорита.

И тихий рык вампира, когда я ответила на поцелуй, размыкая губы, впуская его в себя, задыхаясь и… понимая, что подписываю ему смертный приговор.

Меня остановило именно это.

Страх… не за себя, за него.

Резко отстранившись, я поняла, что давно зажата между сильным телом вампира и стеной, но… как же это было красиво. Его полный страсти взгляд, его непристойное и в то же время такое нежное прикосновение к моему бедру, его рука на моем затылке, просто чтобы я не ударилась, он оберегал меня даже в момент страсти, его… обжигающе-сияющее счастье метеорита, напрочь сгорающего в верхних слоях атмосферы.

«Мама, смотри, звезды падают», – мой звонкий голос откуда-то издалека, из детства, из сердца.

«Они не падают, они сгорают без остатка, – тихий ответ матери».

Это был день похорон моего отца.

Через несколько недель я потеряю и мать. Сначала буду рада тому, что она больше не лежит сутками напролет, прижимая к себе свитер папы, и безразлично глядя в стену, а потом… Потом отрешенность сменится лихорадочным безумием влюбленности, влюбленности, для которой я стала преградой, и потому меня смели не глядя…