точечным зарядом рвануть колесо джипа – это почерк спецслужб.

– Да? Так мне насрать, с чем вы согласны…

Плакса хохотнул, как будто я сказал что-то смешное. Веселье его было откровенно натянутым. Во взгляде появилась растерянность: а вдруг мы не совсем договорились?

– О чем ты с ним вчера два раза трепался?

– Что?

– Что слышал! На хера, говорю, сперва ты ему позвонил, а потом он тебе? Футбол обсуждали? Или он тебе посоветовал бабки готовить, предупредил, что я сегодня приду?

– Вот, значит, как… Получается, ты наши телефоны прослушивал?

– О чем был разговор?!

– Так если ты знаешь…

– Тебя не должно колыхать, что я знаю! О чем?!

– Ладно… Это ведь твой Глеб нам вчера позвонил? И мне, и Лехе? Погоди-погоди, я отвечаю, что мы его пальцем не тронули! Просто я догадался, что звонки мог организовать ты, и позвонил Рамису проверить. Он мне вечером перезвонил и сказал, что это действительно был Глеб. И все! Мы ничего больше не делали, я отвечаю! Просто ждали, когда ты сам приедешь. И деньги, сам видишь, заранее приготовили.

– Татарин сказал, что мы втроем уезжали из офиса? Я, Глеб и Цыган?

– Это он еще днем сказал. А вечером сказал: точняк, это Глеб нас пугал. Но мы этого вашего Глеба в глаза даже не видели! И на черта нам было его похищать? Чтобы – что? Он ведь не сам по себе, это ты сказал ему позвонить. Какие мы могли с ним вопросы решить? Только бы разозлили тебя! Я этого что, не понимаю?

– Складно брешешь, собака.

Плакса опять рассмеялся. И даже Леха выдавил улыбку. Хорошая это привычка – обращать все оскорбления в шутку.

Я сделал вид, что удовлетворен полученными ответами.

Плакса снова расслабился. Напряженно, но тем не менее достаточно широко улыбаясь, небрежно заметил:

– Кстати, напрасно ты про моих родителей так. Я ведь мог и…

– А я могу еще больше! Понятно? – Я похлопал по сумочке: – Здесь моя доля, я правильно понял?

– Ну…

– А со Степой вы уже рассчитались? А с Викторычем?

– Так при чем здесь они?

– При том! Они тоже Кушнеру не посторонние. В отличие от Ольги…

Плакса не знал, что ответить. Прикусил нижнюю губу и смотрел на сумочку с тридцатью пятью тысячами. А Пучковский попросту сдулся. Будто не человек сидел, а надувной манекен, и мои слова открыли в нем выпускной клапан.

– Хорошо. Что ты предлагаешь? – Юрик не смог родить приемлемых вариантов и теперь, бросив гипнотизировать сумку, смотрел на меня.

Веко правого глаза у Плаксы подергивалось.

– Я тебе ничего не предлагаю. Я тебе просто скажу, что ты сделаешь. Эти тридцать пять штук я передам матери Кушнера сегодня. А ты завтра отвезешь ей еще сорок тысяч. Итого – семьдесят пять. И не дай бог, с ней что-то случится! Даже если она просто ногу на лестнице подвернет, я с вас обоих спрошу. Персонально. Понял, Юрок? И тебя, Лешенька, это тоже касается.

– Да ты е…анулся! Семьдесят пять косарей?! Ей?! Да ни в жизнь!!!

– Как хочешь. Ты, Юра, не плакса, ты – зануда. Уперся в эти деньги, как будто ничего важнее не бывает.

– Если ты такой благородный, чего бы тебе самому ей все семьдесят пять не отдать? – теперь у Плаксы не только правый глаз дергался, но и вся эта половина лица танцевала.

– Я у нее не брал ничего. В отличие от вас, господа… – к «господам» мне хотелось добавить еще что-нибудь издевательское, но точного слова не подвернулось.

Из рукава пиджака я вытащил грибок выносного микрофона.

– Знаете, что это? И прекрасно! Кидаться на меня с ножами не рекомендую. Во-первых, я вам накостыляю, а во-вторых, весь наш разговор записался в моей машине. И если до завтрашнего вечера мое требование не будет исполнено, то все реальные люди узнают, какие вы крысы и твари. Руку вам, может быть, кто-нибудь и подаст. Но дел с вами иметь точно не будут. Перспектива понятна?

У Пучковского сдали нервы. Конечно, он не расплакался, но издал звук, очень похожий на предшествующее рыданиям всхлипывание. И срывающимся голосом обратился к Юрку:

– Я ведь говорил, что ничего не получится! Ну на хера я на этот блудняк подписался?

– Заткнись! – Плакса даже не посмотрел в его сторону. – Кость, я был уверен, что мы сможем договориться по-дружески.

– Иди ты в жопу с такой дружбой!

– Понял! Что ж, сказано очень конкретно…

Не сводя с меня глаз, Плакса нагнулся и поднял с пола еще одну барсетку. Склад у него там их, что ли? Эта выглядела не такой новенькой, но была, как я мог судить, заметно потяжелее.

Плакса открыл сумку и начал копаться в ее содержимом.

– Я, конечно, смогу найти сорок тысяч. Не такие уж и великие деньги! Тем более, что и больших денег не жаль, когда надо восстановить справедливость. Я ведь, по-твоему, кинул Мишкину маму? Так что я найду сорок тысяч, и мне, видимо, придется ей заплатить. Куда деваться?! Кстати, какие гарантии, что ты сотрешь запись после того, как я расплачусь?

– Я не обещал ее стереть. Она будет лежать, но в таком месте, где ее никто не сможет прослушать. А гарантии – мое слово.

– Понятно. Ты сказал. Теперь я скажу кое-что…

Плакса извлек из борсетки и бросил на стол несколько фотографий.

И, пока я пялился на снимки, выдернул из барсетки еще и маленький кургузый пистолет:

– А ты не боишься, что весь город увидит, какая у тебя жена?

На фотографиях Инга и Берестнев занимались сексом.

Глава пятнадцатая

Оборотни

Белый кузов «дэу-нексии» был виден издалека.

И пока мы не подошли ближе, казалось, что он совсем и не обгорел.

Трасса делала плавный поворот в левую сторону, а белая малолитражка, похоже, его игнорировала. Соскочила с асфальта, протаранила чахлые кусты, высаженные вдоль обочины, и пропахала по полю добрых полкилометра, пока не зарылась во влажную землю по самые ступицы.

Наши джипы с охраной мы оставили на дороге, пошли к «нексии» вдвоем с Цыганковым. Первую сотню метров преодолели легко, а потом мои модельные туфли стали увязать все глубже и глубже. Подошвы быстро промокли.

– Ты мне так и не рассказал, Лев Валентиныч, кто здесь машину нашел.

– Сами нашли. Догадались, где посмотреть нужно.

– Вот как? А почему я не догадался?

– Вы не все знаете. Если можно, я доложу позже все обстоятельства.

– Чего уж там, потерпим…

Наконец мы подошли. Огонь облизал передние крылья и морду, но только лишь попортил белоснежную краску, не