Но в нашем веке (или в предшествующем) мы изобрели еще один способ общаться один на один — по телефону, с которым все присутствующие здесь, надеюсь, хорошо знакомы. Есть у нас еще и способы обращения одного сразу ко многим — господи, и не один! — радио, телевидение, книги, журналы. Информация обрушивается на наши головы буквально отовсюду, причем ей совершенно безразлично, в чью голову она может попасть. Странно, однако, но нам нет нужды углубляться далеко в прошлое, чтобы обнаружить то время, когда любая информация, что доходила до нас, была для нас важна. И поэтому все, что происходило, — любая новость, касалась ли она того, что произошло непосредственно с нами, или с нашими соседями, или с соседней деревней, или в нашей округе или даже за ее пределами, — происходило в нашем мире, и если мы на нее реагировали, то реагировал и наш мир.

Нам было важно, например, если кто-то угодил в беду. Мы, соседи, могли собраться вокруг и попытаться помочь. Сегодня же, из-за того обилия коммуникаций, обращенных сразу ко многим, мы, конечно, можем посочувствовать, если где-нибудь, скажем, в Индии разбился самолет, но наше сочувствие в принципе останется с нами. Теперь мы почти не видим разницы, постигла ли беда кого-то, кто живет на другом конце мира, или же нашего соседа. Мы так привыкли принимать близко к сердцу далекие от нас трагедии, что искренне расстраиваемся и даже льем слезы из-за какой-то голливудской мыльной оперы, и при этом можем вполне проявить черствость, когда дело коснется нашей родной сестры. Мы утратили ориентиры, утратили связь друг с другом, и неудивительно, что нас постоянно мучает чувство одиночества и усталости — ведь мир постоянно обрушивает на нас все новую и новую информацию, в то время как сами мы бессильны что-либо в нем изменить. Есть, конечно, и способ общения многих с одним, но он еще далек от совершенства, и поэтому сказать о нем в общем-то нечего. В принципе, наша демократия устроена именно по этой модели, и хотя сама модель не без недостатков, улучшения заметны уже невооруженным глазом.

Но четвертую модель — общение многих одновременно со многими — мы получили совсем недавно благодаря Интернету, который, как известно, невозможен без волоконной оптики. Именно этот способ общения и можно называть четвертой эрой песка. Задумайтесь над тем, что я только что сказал о том, что мир не реагирует на нас, когда мы реагируем на него. Мне вспоминается, как несколько лет назад я впервые столкнулся с Интернетом и тотчас понял, что это серьезная вещь. Хотя поначалу мало кто принимал его всерьез.

Просто был один парень, компьютерщик из «Карнеги-Меллон», большой любитель газировки «Доктор Пеппер». Через пару этажей от него стоял автомат с напитками, к которому он регулярно наведывался, чтобы отовариться очередной банкой любимой газировки. Но частенько машина бывала незагруженной, и выходило, что он проделывал свое путешествие по этажам напрасно. И тогда в голову ему пришла одна идея: «Ага, в автомате имеется чип, я работаю на компьютере, в здании имеется локальная сеть, так почему бы к ней не присоединить автомат, и тогда со своего рабочего места я смогу проверить, загружена машина или нет, и мне не придется понапрасну бегать по этажам». Так он и поступил — подсоединил машину к локальной сети, а та была подсоединена к Интернету — и неожиданно из любого конца света можно было узнать, загружен автомат для продажи напитков или нет. Может, от этой информации мало толку, но было в ней нечто притягивающее. Народ стал интересоваться, что же происходит с автоматом для продажи газировки.

И что тогда началось! Ведь машина давала отчет не только о том, сколько у нее осталось банок «Доктора Пеппера», но и обо всем остальном: «Остается семь баночек простой «Кока-колы» и три диетической, которые хранятся при такой-то температуре. Последний раз загрузка автомата производилась тогда-то и в такое-то время». В общем, она выдавала массу сведений, причем кое-что было даже небесполезным. Оказалось, что если кто-то опускал в прорезь пятьдесят центов, но забывал нажать кнопку, то есть машина получала деньги, а банка с газировкой продолжала оставаться внутри, то с вашего компьютера — где бы вы ни находились, хоть в Австралии, хоть в Африке! — можно было подсоединиться к машине и заставить ее выплюнуть баночку! Представляете? Идет кто-то по коридору, и у него на глазах машина ни с того ни с сего — бац! — выплевывает из своего машинного нутра банку «Кока-колы»! С чего это она? Наверно, потому, что кто-то на другом конце света щелкнул мышкой.

История, конечно, ужасно глупая, но есть в ней своя прелесть. И как мне сказали, таким образом у нас снова появилась возможность влиять на мир. Кто-то скажет, подумаешь! Не велика важность, если с расстояния в пять тысяч миль можно дотянуться до университетского коридора в другом полушарии, чтобы заставить машину выплюнуть банку «Кока-колы»! Но это первый пушечный залп в войне, которая принесет нам совершенно иной способ коммуникации. Это и будет, по-моему, четвертой эрой песка.

Спонтанная речь на конференции по цифровым технологиям

Кембридж, сентябрь 1998 года

Эта история произошла с реальным человеком, и этот человек — я. Мне нужно было ехать поездом. Дело было в Кембридже, в апреле 1976 года. Я пришел на вокзал раньше, чем нужно, потому что перепутал время отправления поезда. Купил газету, чтобы убить время за разгадыванием кроссворда, чашку кофе и пачку печенья и сел за столик. Постарайтесь представить себе эту картину, потому что это очень важно для дальнейшего повествования.

Вот столик, газета, чашка кофе и пачка печенья. Напротив меня сидит какой-то человек совершенно обычной наружности — в строгом костюме и с дипломатом. Такого вряд ли заподозришь в каких-то странностях. Но вот что он сделал: наклонился вперед, взял пачку печенья, надорвал упаковку, взял одно и съел.

Надо сказать, в таких ситуациях англичане теряются, не знают, как поступить. Ни наш исторический опыт, ни воспитание или образование не способны подсказать нам, что делать, если кто-то среди бела дня прямо у вас на глазах слопал ваше печенье. Совсем другое дело, случись это в цветных кварталах Лос-Анджелеса. Сразу завязалась бы перестрелка, вертолеты, «Си-эн-эн» и все такое прочее… В конечном итоге я поступил так, как поступил бы на моем месте любой истинный англичанин: притворился, что ничего не произошло. Я уставился в газету, сделал глоток кофе, начал ломать голову над кроссвордом, но думал только об одном: «Что же мне делать?»

Затем я все-таки решил: «А чем я хуже? Возьму и я себе». При этом я сделал вид, будто не замечаю, что пачка уже открыта. И взял себе одно печенье. Это его остановит, подумал я. Как бы не так! Через пару мгновений тип напротив взял еще одно печенье. Уж если я в первый раз ничего не сказал, то во второй и подавно ничего не получится. «Извините, но я не мог не заметить…» Бесполезное дело.

Вот так мы и съели всю пачку. Когда я говорю «всю пачку», то подразумеваю, что там было всего восемь печений, хотя мне показалось, что прошла целая вечность. Он берет одно, я беру одно; он берет одно, я беру одно. Когда пачка опустела, он встал и ушел. То есть вначале мы обменялись многозначительными взглядами, а затем он ушел. Я же вздохнул с облегчением и откинулся на спинку стула.