В сей крайности один из гвардейцев, по имени Вальберг, решился крикнуть, что надобно сдаться. «Странный человек, — сказал Карл, — он не понимает, сколь более славно сгореть живым, нежели попасть в плен!» Другой гвардеец, Розен, заметил, что у соседнего дома, где помещалась канцелярия, каменная крыша и поэтому он безопасен от пожара. Надо сделать вылазку и пробиться к нему, а там уже держать оборону. «Вот настоящий швед!» — вскричал король и, поцеловав его, тут же поздравил полковником. «Вперед, друзья мои, берите как можно больше пороха и пуль. Будем пробиваться шпагами».

Окружавшие пылавший дом турки с ужасом и восхищением смотрели на то, что никто не выходит наружу. Но еще более поразились они, когда из открывшихся дверей выбежали шведы во главе с королем и яростно набросились на них. Карл и офицеры были вооружены шпагами и пистолетами. Едва отворилась дверь, как каждщй сделал по два выстрела и тут же, бросив пистолеты, все они выхватили шпаги и отбросили турок более чем на пятьсот шагов. Но в следующее мгновение маленький сей отряд был окружен. Король, носивший всегда ботфорты, зацепился шпорами и упал. Двадцать янычар навалились на него, он только подкинул вверх свою шпагу, чтобы избежать позора самому отдать ее в руки врага, турки принесли его в главную квартиру паши словно больного, которого боятся потревожить лишним движением.

Как только Карл понял, что он уже схвачен, буйный его нрав и воспаленная сим ужасным боем ярость неожиданно сменились спокойствием и кротостию. У него не вырвалось ни единого нетерпеливого слова, ни единого гневного взгляда не отобразилось на его лице. Одновременно с ним были захвачены и его офицеры и тут же ограблены до нитки. Все это случилось 12 февраля 1713 года, и необычайное сие событие имело еще более необычайные последствия.

Турки перевозят Карла в Демирташ.

Переворот в серале. Война в Померании.

Карл возвращается в свои владения.

Успехи Петра Великого

Бендерский паша ожидал Карла в своем шатре вместе с переводчиком Марко. Он встретил короля с изъявлениями глубочайшего почтения и просил его отдохнуть на диване, однако Карл, не обращая внимания на любезности турка, продолжал стоять.

«Да благословен Всемогущий Бог, сохранивший жизнь вашего величества! — сказал паша. — Я в отчаянии от того, что ваше величество принудил меня к исполнению повелений его высочества». Король, недовольный лишь сдачею в плен трехсот своих солдат, отвечал: «Ах, если бы они исполнили свой долг, нас не взяли бы и за десять дней». — «Увы, — возразил ему турок. — Сколь бесполезно было сие изъявление доблести!» По приказанию паши король был привезен в Бендеры на лошадях с роскошной упряжью и попонами. Все его шведы были или убиты, или пленены. Имущество, снаряжение, бумаги и одежда — все, вплоть до самой необходимой мелочи, было разграблено или сожжено. По дороге вели чуть ли не голыми шведских офицеров, скованных по двое. Такая же участь постигла канцлера и генералов — они стали рабами поделивших их между собою солдат.

Измаил-паша уступил Карлу в своем бендерском дворце собственные апартаменты, где ему прислуживали как королю, хотя у дверей ради предосторожности всегда стояла янычарская стража. Для него приготовили постель, но он, даже не снимая сапог, бросился на диван и заснул мертвым сном. Утром следующего дня к королю допустили барона Фабриса, каковой увидел сего государя в разорванных одеждах, с обожженными бровями, всего в крови и пороховой копоти. Но, несмотря на ужасный сей вид, был он совершенно спокоен. Барон кинулся перед ним на колени, не имея сил произнести хотя бы слово. Однако же мягкий и дружеский тон короля вскоре успокоил его, и они со смехом стали вспоминать бендерский бой. «Говорят, будто ваше величество собственной рукой убили двадцать янычар», — сказал господин Фабрис. «Ну, ну, в таких делах всегда увеличивают все вдвое». Как раз во время сей беседы паша прислал к королю фаворита его господина Гротгусена и полковника Риббинса, коих выкупил он на свои деньги. Освобождением других пленников занялся и барон Фабрис.

К нему присоединился также английский посланник господин Джеффрис, пожелавший участвовать в потребных на сие расходах, и некий француз, приехавший в Бендеры из одного только любопытства и описавший впоследствии происшедшие события. С помощью паши, каковой давал еще и свои деньги, сии иноземцы выкупили у турок и татар не только всех офицеров, но и их одежду.

На следующий день короля повезли по адриано-польской дороге вместе с казначеем господином Гротгусеном, а канцлер Мюллерн и несколько офицеров были в другой карете, некоторые ехали верхом. Во главе эскорта находился сам паша.

Барон Фабрис пристыдил его, что невеликодушно оставлять короля без шпаги, однако же паша ответствовал на сие: «Сохрани меня Господь, ведь он хотел обрезать нам бороды!» Впрочем, через несколько часов шпага была возвращена.

Пока препровождали, как обезоруженного пленника, сего короля, который еще несколько лет назад диктовал законы стольким государствам в качестве арбитра Северной Европы и наводил на нее ужас, в том же самом месте можно было видеть еще один пример хрупкости величия человеческого.

В турецких землях был задержан король Станислав, и его везли как пленника в Бендеры.

Те руки, которые сделали Станислава королем, уже не могли теперь поддерживать его, и, оставшись без денег, а следовательно, и без своей партии в Польше, удалился он сначала в Померанию. Не имея сил сохранить собственное королевство, Станислав защищал, пока мог, владения своего благодетеля. Он даже поехал в Швецию, чтобы ускорить подкрепления, кои были столь необходимы в Померании и Ливонии, и сделал все возможное для истинного своего друга Карла. В то время первый прусский король, государь, умудренный опытом и вполне основательно опасавшийся соседства с московитами, задумал объединиться с Августом и Польской Республикой, дабы выдворить русских обратно в их страну. Он даже намеревался привлечь к сим планам и самого Карла XII. От сего должны были воспоследовать три великих блага: мир на севере Европы, возвращение Карла в свои владения и преграда противу слишком уже усилившихся русских. Началом сего союза, от коего зависело всеобщее спокойствие, было отречение Станислава. Сей последний не только согласился на это, но и взял на себя обязанности посредника в заключении того мира, который отнимал у него корону. На сие сподвигнули его как необходимость и всеобщее благо, так и слава пожертвования. К тому же заботился он и об интересах Карла, коему был всем обязан и коего искренне любил. Он написал в Бендеры и изобразил королю состояние всех дел, случившиеся несчастия и потребные противу оных средства. Станислав заклинал его не противиться отречению, столь же неизбежному по всем обстоятельствам, как и благородному по самим побуждениям. Он настоятельно просил не приносить в жертву интересы Швеции ради несчастного друга, который отрекся добровольно, заботясь лишь о всеобщем благоденствии. Карл XII получил его письма еще в Варнице и в присутствии свидетелей гневливо сказал курьеру: «Ежели друг мой никак не желает быть королем, значит, я поставлю на его место кого-нибудь другого».