— Это невозможно, — даже во сне решает Лариса Влюбляться! Будто больше забот нет!..

— У нее было тяжелое детство, влюбляться ее Ни учили, — объясняет Вера. Во сне она совсем не толстая и почему-то похожа на китаянку с расписной вазы. — Поэтому ей, чтобы влюбиться, нужны две веши: веер Чжунли и заклинание свитка Лао-цзы. Могу уступите за бесценок.

Лариса проявляет интерес (все-таки влюбиться хочется. Хоть ненадолго. Шутки ради):

— Бесценок — это сколько?

— Моя жизнь, — говорит Вера. — Дорого? Не пи карману? А, ладно! Бери задаром!

И у Ларисы в руках — похожий на лепесток тюльпана алый китайский веер и бумажный свиток размером с ладонь. Она разворачивает его и читает… Но почему-то голосом Фриды:

Если ты меня разлюбишь,

я устрою фейерверки

с ряженым и пьяным людом,

чтоб он пел и прославлял

то, что ты меня разлюбишь.

Если ты меня оставишь,

расстелю я на дорогах

алые ковры, чтоб каждый

путник славил то мгновенье,

когда ты меня оставишь.

В золотые крыши пагод,

в изумруд речных затонов,

в киноварь пекинских улиц

обернусь сама я, милый,

коль тебя не будет рядом.

Нету выше благодати,

чем из горя делать счастье.

Нету глупости безбожней,

чем творить из счастья горе.

Но из счастья сделать счастье,

а из горя сделать горе

не умел никто доселе,

кроме нас с тобой, любимый.

…Желтая река уносит их джонку далеко-далеко, к сотканным из молочно-белого миткаля берегам. А пурпурно-золотые фонарики в небе начинают потихоньку гаснуть и превращаться в невесомые и блестящие разноцветные кусочки парчи, без конца сыплющиеся на спокойную и мудрую воду.

Чем больше я делаю глупостей, тем популярнее я становлюсь.

Джон Кеннеди

С фантастической ночи, часть которой Лариса провела в обществе князя Ежинского, а часть — в компании писательницы Червонцевой, младшей кастелянше Раисе Данниковой можно было уже не беспокоиться относительно исполнения своих кастелянских обязанностей. Поскольку утром, едва Лариса покинула гостеприимное Верино жилище и вернулась в свое, за нею пришли. Представители Администрации курортной зоны. Две чрезвычайно вежливые дамы в дорогих деловых костюмах, сочувственно взирая на невыспавшуюся и отнюдь не блиставшую утренней красой Ларису, попросили ее незамедлительно проследовать за ними в административный корпус. Зачем — Лариса спрашивать не стала. Хуже некуда: предвосхищать события. Если Ежинский донес на нее, то… А если нет… Будет уже другое “то”.

Административный корпус находился неподалеку от конюшни. Внешне здание выглядело как музейным экспонат под названием “Курная изба крестьянина Тульской губернии XVII века”. Но когда Лариса со своими спутницами вошла внутрь, курная изба оказалась весьма современным офисом — встроенные шкафы и стеллажи, эргономичные компьютерные столы и компьютеры последнего поколения, модные гнутые кресла класса “офис-люкс”, навесные потолки и полы с подогревом. То есть не офис, а просто рекламный проспект какой-нибудь дизайнерской фирмы с девизом: “Мы создадим вам офис в любых условиях и по последнему слову моды делового мира!” Впрочем, Ларисе было не до подробного рассматривания деталей интерьера. Тем паче что вежливый дамский конвой сразу препроводил ее к изысканно отделанной двери из бука со скромной стеклянной табличкой “Директор”.

“Опаньки! — мысленно отреагировала Лариса. — Так уж сразу и к директору?”

Одна издам надавила пальчиком на чуть выпуклую пластину возле двери:

— Аркадия Ефимовна, Раиса Данникова пришла.

“Привели ”.

— Пусть войдет, — отозвалась пластина голоском дверного колокольчика.

Дама-конвоир жестом, исполненным благородства и вежливости, открыла перед Ларисой дверь, и той ничего не оставалось как войти.

Кабинет директора курортной зоны был совершенно обычным. Стандартным. Даже стены не имели украшений в виде панелей, просто были оклеены обоями под покраску. Единственное настенное украшение висело чуть выше спинки директорского кресла. Это был большой портрет Веры Червонцевой. Толстая писательница глядела с него, чересчур застенчиво улыбаясь, а за ее спиной художник изобразил…

…Облака и качающиеся среди облаков пурпурные китайские фонарики.

— Я вас понимаю, — услышала Лариса донельзя приятный голос — Все, кто появляется у меня в кабинете впервые, прежде всего обращают внимание на эту картину.

Лариса обернулась. Невысокая, приятной полноты немолодая женщина стояла за стеллажом возле роскошно разросшегося белого олеандра. В руках жен-шины был опрыскиватель для цветов.

— Извините, — сказала Лариса. — Я…

— Понимаю, — улыбнулась женщина и поставила опрыскиватель на пол. — Вы меня не заметили. Это нормально. Меня трудно заметить, когда я вожусь с этим растением. А кроме того, я схитрила: мне хотелось увидеть вас со стороны, а не из директорского кресла, Раиса. Так что не смущайтесь и располагайтесь, как вам удобно.

Лариса “расположилась” на стуле для посетителей прямо перед начальственным столом. Аркадия Ефимовна заняла свое кресло, и теперь на Ларису изучающе взирали две дамы: со стены — Вера Червонцева, с “начальственной точки” — директор “Дворянского гнезда”. Кстати, для такой должности Аркадия Ефимовна выглядела нереспектабельно. Лариса подумала, что даме ее возраста, положения и телосложения подошел бы индивидуального пошива костюм из дорогой ткани, а не бордовая водолазка в сочетании с длинной джинсовой юбкой и джинсовым же жилетом. Аркадия Ефимовна (а имечко-то! Тут джинсам рядом лежать не положено! И даже костюм индпошива не пойдет. Роброн, фижмы и соболье боа поверх покатых плеч — вот что годится для такого прямо-таки княжеского имени!) усмехнулась: видимо, уловила мысли Ларисы. Но тут же ее лицо стало серьезным. Даже суровым. Она вытянула из ящика стола зеленую пластиковую папку-скоросшиватель и принялась ее листать. Лариса интуитивно поняла, что листается ее, Раисы Данниковой, личное дело.

— Раиса Петровна. — Директорша закрыла папку и отложила ее в сторону. — Скажите, это действительно так?

— Что именно? — напряглась Лариса. Аркадия Ефимовна вздохнула и даже слегка покраснела:

— Буквально час назад у меня была госпожа Червонцева, и то, что она рассказала, не укладывается ни в какие рамки…

— Что именно вам рассказала… госпожа Червонцева? — Напряжение растет. Кто знает, на что способна Вера? А если ее рассказ — рассказ об убийце Ларисе , явившейся в “Дворянское гнездо” для совершения подлого убийства? И Веру можно понять. Может, ей надоело ходить по лезвию, нет, сразу трем лезвиям бритвы “Жиллетт”. Может, она хочет избавиться от находящейся с ней бок о бок убийцы… Еще не зная, что эта убийца раздумала ее убивать.