Эмоции входят в человеческую жизнь тремя способами. На пике интенсивности они являются самыми важными источниками счастья и несчастья, значительно превосходящими гедонистические удовольствия или физическую боль. Светлая любовь Энн Эллиот в «Доводах рассудка» – необыкновенное счастье. На другом полюсе – эмоция стыда, которая может быть чрезвычайно разрушительной. Вольтер писал: «Быть объектом презрения для тех, с кем живешь рядом, – этого никто не мог и не сможет вынести».

Стыд также иллюстрирует второй путь, которым эмоции на нас влияют, а именно их влияние на поведение. В главе IV я упоминал несколько случаев, когда люди кончали с собой из-за того, что не могли справиться с чувством стыда. В этой главе я буду преимущественно рассматривать тенденции к действию (action tendencies), которые ассоциируются с эмоциями. То, в какой степени эти побуждения отражаются в поведении, будет интересовать нас в следующих главах.

Наконец, эмоции имеют значение благодаря их влиянию на другие ментальные состояния, а именно на убеждения. Когда желание добиться какого-то состояния поддерживается сильной эмоцией, стремление поверить в то, что оно действительно достигнуто, может оказаться непреодолимым. Стендаль в книге «О любви» писал: «С той минуты, как он влюбляется, даже самый мудрый человек больше ничего не видит в его настоящем свете… Он больше не допускает элемент случайности и теряет чувство вероятности, судя обо всем по тому влиянию, какое оно оказывает на его счастье, все, что он воображает, становится реальностью». В прустовском цикле «В поисках утраченного времени» эта тема развита на сотнях страниц, с бо́льшим количеством вариаций и сюжетных поворотов, чем можно себе вообразить.

Прежде чем рассмотреть каждый затронутый аспект более подробно, я должен сказать что-нибудь о том, что такое эмоции и какими они бывают.

Общепризнанного определения того, что считать эмоцией как некоего согласованного списка необходимых и достаточных условий, не существует. Хотя я коснусь большого количества общих черт тех состояний, которые мы в предварительном анализе считаем эмоциями, для каждой из них найдется контрпример. К любой такой черте можно подобрать эмоциональные состояния, в которых она отсутствует. Мы можем полагать, что тенденция к действию имеет ключевое значение для эмоции, но в качестве опровержения можно сослаться на эстетическую эмоцию. Нам может казаться, что существенной чертой эмоции является короткая жизнь, то есть свойство быстро распадаться, но в некоторых случаях безответная романтическая любовь (как у Сирано де Бержерака) или страстное желание отомстить может сохраняться годами. Уместно предположить, что эмоции вызываются убеждениями, но тогда как объяснить, что люди испытывают волнение, читая книги и просматривая фильмы, вымышленность которых очевидна? Можно привести много других якобы универсальных черт, которые в некоторых случаях оказываются отсутствующими[119].

В свете этих вопросов естественным ответом становится отрицание научной продуктивности самой категории «эмоция». Говоря языком философов, эмоции, кажется, не образуют естественный вид (natural kind). Несмотря на различия, киты и летучие мыши, будучи млекопитающими, принадлежат к одному и тому же естественному виду. Киты и акулы, вопреки их сходству, к нему не относятся, так же как летучие мыши и птицы. Гнев и любовь объединяет способность затуманивать и искажать сознание, но это сходство не делает их естественным видом. Чтобы показать, как такие аналогии могут сбивать с толку, можно заметить, что прием амфетаминов и романтическая любовь производят много сходных эффектов: обостренное сознание, прилив энергии, снижение потребностей во сне и в еде, чувство эйфории. Насколько я понимаю, никто не возьмется утверждать, что они принадлежат к одному естественному виду[120].

В рамках социальных наук эту головоломку можно оставить без разгадки. Мы можем сосредоточиться на эмоциональных состояниях, у которых есть ряд регулярно наблюдаемых черт, и задаться вопросом: как это может помочь нам объяснить поведение или другие ментальные состояния? Тот факт, что в других состояниях, которые интуитивно относят к эмоциям, некоторые из этих черт отсутствуют, интересен с концептуальной точки зрения, но не лишает эту идею ее объяснительной способности там, где эти черты обнаруживаются. Я хотел бы обратить внимание следующие из них:

Нет ли у эмоций, подобно цветам, присущих им характерных чувств? Стыд и вина, например, вызывают разные чувства, различие между которыми не сводится к большей остроте дискомфорта, вызываемого стыдом. Есть свидетельства того, что в мой мозг можно вживить электрод и заставить испытывать печаль, смущение или страх, даже если я буду не в состоянии идентифицировать причину или объект этих чувств. Каким бы важным ни оказался этот аспект для нашего понимания эмоций, он еще недостаточно понятен, чтобы выдвинуть конкретные каузальные гипотезы.