Формирование убеждений тоже может иметь свою цену. Если убеждения формируются на основе действительных выгод, то это может происходить ценой отказа от инструментальных выгод. Эта цена зависит как от сравнения исхода, который будет получен, если мотивированное убеждение было ложным, с тем, который имел бы место, будь оно истинным, так и от вероятности ошибочного убеждения. Я буду называть это составляющей исхода (outcome component) и составляющей вероятности (probability component) в цене. И наоборот, за убеждения, принятые для достижения инструментальных выгод, возможно, придется расплачиваться отказом от действительных выгод. Я буду обсуждать случаи, в которых формирование рациональных убеждений будет иметь краткосрочные действительные издержки и долгосрочные инструментальные выгоды, тогда как мотивированная вера имеет краткосрочные действительные выгоды и долгосрочные инструментальные издержки. Тем самым я сравню объяснения формирования мотивированной веры экономистами и психологами, чтобы доказать, что мы должны использовать и те и другие.

Экономисты сосредоточили свое внимание на издержках. Некоторые, например, утверждали, что у рабочих формируется мотивированная вера в технику безопасности в зависимости от того, превышает ли выгода от этой веры издержки ее поддержания. Если психологические выгоды от подавления страха, вызываемого каким-то видом деятельности, превышают потери, связанные с возросшей вероятностью несчастного случая, рабочий будет верить, что этот вид деятельности безопасен. Как следствие агент будет бессознательно изучать факты, чтобы понять, может ли он позволить себе веру, поддерживающую такую мотивацию. Далее предполагается, что в формировании веры нет никаких ограничений, рабочий может верить во все что угодно, независимо от имеющейся у него информации. Я думаю, это неправильная модель, потому что в ней не только нет места ограничениям, но и неверно фиксируются издержки. Выгоду от мотивированной веры получают немедленно, а возможные издержки возникают позднее. Чтобы этот аргумент был принят, нам придется предположить, что человек способен достигать такого межвременного баланса бессознательно. Как я утверждал в начале этой главы, свидетельств в пользу этого нет.

Более правдоподобная идея, по моему мнению, заключается в том, что принятие желаемого за действительное порождается знанием об итоговом коэффициенте издержек. Когда ставки невысоки, агент может сформировать веру без учета вероятностной составляющей издержек, то есть без учета данных. Нет компромиссов, есть только двухшаговый процесс. Во-первых, агент рассматривает ставки. Если ставки низкие, то он принимает более приятное убеждение; если высокие, то изучает факты и при необходимости собирает дополнительные сведения. Понятие низких ставок будет, естественно, варьировать от человека к человеку. Можно будет только сказать, что для данного индивида при прочих равных условиях принятие желаемого за действительное более вероятно, когда ставки низкие.

Психологи фокусируются на ограничениях. У агента, начавшего курить, может сложиться убеждение, что курение неопасно, по крайней мере для него. При этом он, однако, может оказаться ограничен своими прежними представлениями о вреде курения. Первый раз провалившись на экзамене, человек может себе сказать, что ему не повезло, однако когда это происходит четыре раза подряд, такая отговорка сработает с меньшей вероятностью, если он провалится и в шестой раз. Или возьмем пример с дорогими билетами на бродвейское шоу, который я приводил в главе I. Если я заплатил за билет 75 долларов, а шоу оказалось так себе, мои воспоминания о заплаченных деньгах еще слишком свежи, чтобы я мог легко себя обмануть и занизить цену. Учитывая неосязаемую и многомерную природу эстетического восприятия, мне проще завысить свою оценку шоу. Точно так же, хотя есть свидетельство того, что более вероятные события считаются более желательными и что более желательные события воспринимаются как более вероятные, последний эффект ограничен в большей степени, чем первый.

В наглядном эксперименте испытуемые должны были участвовать в игре на знание истории с определенным человеком в качестве либо партнера, либо противника. Увидев, что этот человек показал отличный результат, те, для кого он должен был стать партнером по игре (и кто хотел, чтобы он играл лучше), оценили его знание истории выше, чем те, для кого он должен был стать противником по игре (и кто хотел, чтобы он играл хуже). В то же время участники были ограничены характером информации, которую они получили, поскольку даже те, кто ждал, что он станет его противником, оценивали его выше, чем в среднем. Ограниченность эксперимента в том, что он не предлагал участникам возможность действовать согласно своим убеждениям с потенциально дорогостоящими последствиями, которые может иметь недооценка противника. Исходя из того, что мы знаем, это просто квазиубеждения.

В приведенном примере принятие желаемого за действительное ограничено предшествующими фактуальными убеждениями. В других случаях оно может быть ограничено правдоподобными каузальными убеждениями. Принятие желаемого за действительное часто влечет рассказывание историй, при этом идея истории тесно связана с идеей механизма, которую я обсуждал в главе II.

Множество механизмов упрощают подбор той или иной истории, оправдывающей убеждение, которое хочется считать правдой. Я могу отмахнуться от неприятного слуха пословицей «Слухи всегда врут» и радостно принять приятный мне слух пословицей «Слухи редко лгут». Или, например, устраиваясь на место социального работника, я могу узнать, что для этой работы желательна эмоциональная стабильность. Если моя мать бросила работу, чтобы сидеть со мной, я могу подогревать веру в мою эмоциональную стабильность, говоря себе, что постоянное присутствие родителей дома хорошо сказывается на детях. Если же она осталась на работе и отправила меня в детский сад, я, наоборот, буду говорить себе, что на детях хорошо отражается пребывание рядом с другими детьми и что их родители самореализовались за пределами семьи[117]. В случае поражения моей любимой футбольной команды я могу поддерживать веру в ее превосходство, если другая команда выиграла благодаря пустячному событию (если оно может быть так истолковано). «Если бы судья не отклонил мяч, боковой игрок получил бы пас в положении, из которого он мог бы забить». Если моя лошадь приходит второй, я могу поддерживать веру в мое умение делать ставки, говоря, что она почти выиграла. В еще более иррациональном примере принятия желаемого за действительное, если я поставил на 32, а вышло 33, я тоже могу сказать, что почти выиграл, хотя эти два номера далеко друг от друга на рулетке[118].

Иногда, однако, под рукой не оказывается подходящей и правдоподобной истории. Предположим, человек ставит деньги на 24. Выпал номер 15, который лежит недалеко от 24 на колесе рулетки; таким образом, вера человека в свой талант игрока нашла подтверждение. Вероятно, он рассматривал бы как подтверждение и другие результаты, такие как 5, 10 и 33, потому что на колесе все они рядом. Кроме того, результаты 22, 23, 25 и 26 он тоже счел бы подтверждениями, потому что они ближе по числовому значению, а 20, 21, 26 и 27 – потому что они рядом на игровом столе. То есть 13 из 37 его результатов могут рассматриваются как подтверждение его таланта к игре. Но это также означает, что для 24 результатов нет подходящей истории. Если выпадет такой результат, даже человек, предрасположенный к принятию желаемого за действительное и сильно мотивированный принять определенное убеждение, будет вынужден посмотреть фактам в лицо.