– Твой пояс я тебе положил в этот карман.

И эта картина с поясом повторялась и с другими. Интересно было наблюдать.

Был ещё один момент, когда «Соколу» предложили прострелить ногу, на его просьбу, разрешить сидеть не на коленях из-за больной ноги.

Из наших ботинок вытащили шнурки и вернули нам. Я нащупал то, что мне поставили и понял, что это не мои ботинки.

– Это не мои ботинки, дайте мне мои. Такие желтоватые.

– Они тебе больше не понадобятся, одевай эти.

Я понял, что мои ботинки Crispy кому-то приглянулись. Я мог разве что мысленно пожелать, чтоб они не пошли на пользу носящему. Пришлось обувать то, что дали. Это были грубые стоптанные берцы. К тому же они были из разных пар. Один ботинок был мне велик. Другой с трудом налазил на ногу – из него потом пришлось выкинуть стельку, чтоб можно было ходить.

Затем нам связали руки спереди, используя шнурки из наших ботинок. Узел называется «бабочка», как я потом узнал. Завязывая, охранник спросил: «Не перетянул?» – «Вроде нет». После этого он закрепил узел, дотянув его так, что через две минуты я понял, что кровь плохо приливает в кисти. Скорее всего он сделал это ненамеренно, он сам этот узел только научился вязать – его учил другой товарищ. Пришлось попросить перетянуть. К счастью, он, слегка сетуя, мол «я же спрашивал…», ослабил узел. Теперь я не мог освободиться, но руки уже не затекали, и даже была какая-то степень свободы кистей – я мог сходить «до ветру» и поднести ложку ко рту (как потом узнал, с ложкой не у всех была такая возможность).

Распотрошив, нас снова переместили.

С завязанными глазами я не понимал, где я, кто и что вокруг. Слышал по голосам, что рядом с нами другие пленные. По тихим разговорам понял, что тут ещё те, кто выходил из под Иловайска.

Лежать и ничего не делать было хорошо. Солнце недавно встало и приятно согревало. Я растворялся в окружавших звуках и колебании ветра. Единственным напрягающим аккордом, в картине моего мира незрячих, были переговоры россиян по рации.

Через время, солнце уже не грело, а слегка припекало. Постоянная экономия воды давала себя знать. А пить было нечего – воду у нас забрали на втором круге досмотра. Жажда мучила всех.

– Ребята, дайте воды или пристрелите меня – попросил пленный офицер из нацгвардии.

– У нас нет воды, только для себя. Может следующая смена привезёт.

– Да мы сдохнем тут до этого времени. Пошлите кого-нибудь в деревню за водой.

– Мы не можем оставить пост, чтоб носить вам воду.

– Мы сами принесём. Одного охранять выделите. Или местных попросите, пусть принесут из колодца.

– Всё равно в колодце вода отравлена. Ваши же отравили.

– Аха-ха, мы будем пить эту «отравленную» нами воду, вы можете не пить, – посмеялось сразу несколько человек.

После некоторого времени жалоб и уговоров:

– У нас тут есть вода, но мы её давно возим. Её нельзя пить. Она загнила.

– Давайте хоть такую. Без воды вообще хана.

Они что-то там повозились. Затем у меня в руках оказалась пятилитровая баклажка. Я, с бафкой на глазах, не видел, как она выглядит. Поднёс баклажку ко рту, на меня пахнуло болотной гнилью – не сдохнуть бы потом от этого пойла. Но без воды уже начинало всё сводить, и было чувство, что есть два варианта: сдохнуть сейчас без воды или потом от того, что я выпью с этой водой. Для меня выбор простой, потом – это потом, поэтому я начал пить, не обращая внимания на запах. Пил, пока не напился. После этого передал баклажку дальше. Конвоиры несколько раз отходили, набирая воду. «Монах» сказал, что это была вода, слитая из радиатора машины. Не знаю, вполне возможно. Страдали потом все, кто пил. Мне потом ещё долго та вода выходила боком (точнее, низом) несколько дней, и я не знал, как это аукнется в будущем.

Проблема с жаждой была временно решена. В обед приехала новая смена. Воду они не привезли. Зато привезли сухпай, покормить пленных. В сухпае были таблетки для обеззараживания воды.

Нам на время разрешили снять повязки с глаз. Я, наконец, смог рассмотреть, что мы находимся в поле. Рядом с нами – узкая лесополоса. Там основная точка у конвоиров. Под деревьями те, кто не сидел в поле, смотря за нами, прятались от солнца. По солнцу я определил примерно, где восток, а где запад. Надо было посчитать количество человек, но тогда это не казалось важным. Пленных было не больше 40 человек. Может, 30. Может, 20… Группа.

Нас покормили – порция гороховой каши на двоих, паштет и порционная упаковка галетного печенья. Мы с «Бродягой» поделили кашу, паштет и печенье пополам. Съели. Подошёл конвоир, удивился, что мы делили паштет, сказал, что на каждого по паштету и дал ещё один паштет и печенье. Мы поделили его пополам и съели. Наверное, ещё больше охранник удивился, подойдя к «Монаху». Им так связали руки, что он с товарищами не могли нормально подносить ложки ко ртам. Поэтому они кормили друг друга. Так что голодными не остались.

Еда была один раз в день. И по меркам здорового человека, её было мало. Но для нас, давно не питавшихся нормально, это был пир. Меня приятно расслабило, откуда-то появились силы. Пить ещё не хотелось. А когда я увидел ту воду, что мы пили (охранники как раз кидали в неё обеззараживающие таблетки), то понял, что сегодня я точно не захочу пить. Её зелёно-коричневый цвет наводил на странные мысли.

Кто-то из пленных спросил у подошедшего к посадке военного:

– От это вещь! Это у тебя винторез?

– Это Вал, – прозвучало в ответ.

Рядом с нами присел конвоир. На плече у него был нож.

– Это «скиф»? – спросил я его.

– Нет. Это… не помню.

– А похож. Ты откуда?

– Из Владимира.

– «Владимирский централ» – это про него?

– Да, есть там такое.

– А вал крепостной, сооружения какие сохранились, город то старый.

– Ну, немного. – Парень явно не был настроен рассказывать про свой город. Ему скорее хотелось посмотреть на украинских фашистов-бандеровцев, с которыми они тут воюют. Ну ок, пусть смотрит. Была надежда, что у него будет когнитивный диссонанс.

– А я из Харькова, хороший город. У вас в России есть ещё красивый город – Питер. Я там жил, когда он ещё Ленинградом был. Бывал в нём?

– …

– А где учился? – спросил «Бродяга».

– В Рязанском, ВДВ.

– О, я там тоже был в учебке.

– Слушай, ну я понимаю, трофеи забрали, нож, очки. Но обувь… нафига она нужна кому-то с моим грибком? Это же не гигиенично.

– А… Грибок у всех. Это не проблема.

Так перебрасываясь фразами, постепенно дошли до текущих событий.

– Тут день назад приходили одни, хотели пленному голову отрезать.