Остаток ночи я провел, размышляя над тем, что должен сделать дальше. Мне хотелось, чтобы у девочек были какие-то деньги. Основной проблемой Рокки была постоянная боязнь остаться совсем без средств к существованию. Однако была вероятность, что она вернется к своему ремеслу и независимо от этого. Хотя меня это мало интересовало.

Я почесал грудь – она все еще болела внутри от приступа этого чертова кашля.

Моя болезнь заставляла меня действовать быстро. Если бы я знал, что впереди у меня целая жизнь, я бы мог остаться с девочками подольше и попытаться устроить их судьбу. Но так много времени у меня просто не было. Я наблюдал, как дым от моей сигареты цепляется за завиток отклеившихся обоев. По мере того как уровень жидкости в бутылке понижался, моя интуиция обострялась, мозг возбужденно работал. Наконец у меня появился план.

Я достал бумаги, которые захватил в доме Зинкевича.

С Нэнси я обо всем договорился; казалось, она временно удовлетворена тем, как Тиффани живет и как за ней ухаживают. Я сказал ей, что мы собираемся уезжать. Когда я стал уходить, женщина спросила:

– А вы случайно нигде не видели мистера Джонса?

Остановившись, я отрицательно покачал головой.

– Я видел его вчера, ближе к вечеру. Спрашивал его о Рокки. – И добавил, повернувшись к его комнате: – Мотоцикл его все еще на месте.

Нэнси ничего не сказала.

– А за комнату он вам ничего не должен?

– Да нет. Более того, у него в запасе еще пара дней.

Больше я ничего не сказал и отправился в комнату девочек.

Рокки сидела на кровати позади Тиффани и расчесывала малышке волосы, пока они смотрели ток-шоу по телевизору.

– Сегодня тебе придется побыть с твоей сестрой, – сказал я Рокки. – Веди себя хорошо. Я скоро вернусь.

Девушка выглядела трезвой и тщательно вымытой. Голос ее звучал тихо, когда она спросила, не поворачивая головы:

– А что ты собираешься делать?

– У меня появился небольшой план. Я скоро вернусь. Это ради вас.

– Хорошо. – Рокки с безразличным и беззаботным лицом внимательно изучала волосы девочки. Ее пальцы, сейчас напоминающие когти, двигались совершенно автоматически.

Я убедился, что у них есть кое-какие деньги, и отправился в Сан-Маркос, чтобы открыть счет в Первом национальном[64].

Мне пришлось еще раз изучить все бумаги в конверте. Манифесты, время прихода и отхода кораблей, с заметками красным цветом, в которых говорилось об исчезновении некоторых контейнеров; результаты двойных проверок бухгалтерских книг, в которых описывались проплаты и потери при транспортировке, причем все это было написано открытым текстом, безо всяких шифров или кодов, или секретных цифр на полях. Имя Птитко появлялось довольно часто. Думаю, Франк Зинкевич считал, что эти записи будут его гарантией на долгую и безбедную жизнь.

В действительности считать так было довольно глупо. А может быть, он пытался договориться со своими палачами, и эти бумаги были его отступным? А может быть, он пытался угрожать Стэну? Ничего этого я не знал.

У Первого национального отделения разбросаны по всей стране, включая и Новый Орлеан. Я мог позвонить по телефону из любой точки мира и узнать свой баланс, просто нажав несколько кнопок.

В то время, для того чтобы открыть счет, нужны были только права и копия удостоверения личности. Я прикрепил номер счета к почтовому адресу где-то в Александрии[65], который был записан в моих правах.

Все это заняло у меня почти весь день, и когда вечером я вернулся домой, то заглянул к девочкам. Рокки лежала в постели. Она смотрела в потолок под бормотание телевизора, а Тиффани развлекалась с плющевым набивным медвежонком, которого купили ей сестры.

– Привет. У тебя все в порядке?

Рокки моргнула, не отводя глаз от влажных разводов на потолке.

– Тебе плохо?

– Нет.

– Хорошо. А что тогда происходит?

Говорила она сухо, едва разжимая губы, но при этом глаза ее поблескивали, и казалось, что она внимательно смотрит какой-то фильм, который показывают на потолке.

– Я просто отдыхаю. Я просто устала, Рой.

Девочка повернула голову и наблюдала за нами, держа медвежонка в руках и обхватив его за шею так, будто она только что его задушила.

– Ты точно не больна?

– Нет. Не больна. Правда.

Тиффани внимательно следила за нами, пытаясь догадаться, что происходит, и в сотый раз я почувствовал, как по спине у меня пробежала волна страха. И, наверное, в сотый раз я задумался, какое будущее ждет эту малышку, и опять вспомнил шлюху со стоянки грузовиков в Амарилло.

– Я просто отдыхаю, Рой, – заговорила Рокки. – Прихожу в себя и собираюсь с мыслями. Не волнуйся, со мной все будет в порядке. – Ее зрачки двигались, как будто она действительно следила за действием фильма. – Мне просто надо выспаться, и все будет в порядке.

– Я опять ненадолго отъеду. На пару часов, не больше. Это немного неожиданно, но ты не беспокойся. Следи за сестрой, а я вернусь попозже ночью. Вот вам тридцать баксов. Закажите пиццу или что-нибудь еще.

– Хорошо.

Тиффани вертела игрушку в руках, и лапы медвежонка смешно дергались.

– Я подумал, что нам надо будет завтра куда-нибудь выйти. – Мне самому показалось, что это глупо звучит, но я хотел оставить ей какую-нибудь надежду, дать ей какое-то обещание, которое поможет пережить сегодняшнюю ночь. – Только ты и я. Пообедаем где-нибудь.

– Конечно. Звучит очень заманчиво.

– Ну, тогда до скорого, девочки.

– А что ты все-таки собираешься сделать?

– Позвонить.

На улице было темно и беззвездно. Атмосфера была очень тяжелой, и все говорило о том, что скоро начнется дождь. Одна из фар пикапа медленно издыхала, поэтому левый луч мигал и слабел, а мелкий дождь то прекращался, то начинал моросить с новой силой. Чтобы они не смогли определить код региона, я решил позвонить из другого городишки, подальше от Галвестона. Пару часов я ехал в глубь Луизианы, пока не добрался до Лиисвилла. На всякий случай.

Будка телефона стояла около стены заброшенной бензозаправки. Земля под ней слегка осела на правую сторону. Табло с ценами на горючее было погашено, а окна самой станции были плотно завешаны разрезанными мешками для мусора. Я вспомнил о мешках, которые купил для Трэя, и руки мои затряслись. В будке я сделал пару глотков из пинтовой бутылки «Джей энд Би»[66], а потом постоял и выкурил сигарету. Густой лес, который рос прямо рядом со старым шоссе, кишел насекомыми, а бетон заправки был разрушен проросшими сорняками, которые по виду напоминали прямые жесткие волосы. Все они были светло-желтого цвета в свете электрического фонаря, который нависал над будкой, как заботливая мать над ребенком. За границей пятна, отбрасываемого на землю фонарем, шумели на ветру деревья.