– Куда теперь? – спросил я. – Поедем в центр, в один из этих милых ресторанчиков?

Рокки подумала и покачала головой.

– Давай поедем в такое место, которое будет похоже на то, где мы с тобой выпивали в первый раз. Когда мы только встретились, помнишь? В Лэйк-Чарльзе. Вот там было классно. Поедем в какой-нибудь загородный бар или что-то в этом роде.

– Уверен, что мы легко найдем здесь что-нибудь похожее.

Последние лучи заходящего солнца освещали дорогу, и Рокки без умолку говорила о том, как ей понравился океан. По радио играла какая-то музыка. Хорошее настроение девушки передалось и мне, и от этого мне было немного не по себе – морской воздух, шум прибоя и костры на берегу создавали иллюзию абсолютной свободы. Я попытался поговорить с ней о ее будущем, о том, чем она сможет заняться в дальнейшем, но Рокки упорно переводила разговор на погоду и океан за окном.

Я ехал на запад, по направлению к Энглтону, где не было недостатка в придорожных тавернах. Мы решили остановиться в довольно большой, которая называлась «Лонгхорн». Здание было построено из кипарисовых бревен и было, пожалуй, слишком изысканным для людей в поисках приключений. Несколько грузовиков были в беспорядке припаркованы около входа в ресторан, на стоянке, засыпанной устричными раковинами. Полированные столы были расположены вокруг танцпола и небольшого возвышения для диджея и оркестра. Несколько тусклых ламп окрашивали в цвет сепии кадры из старых вестернов, свисавшие в рамках со стропил. Вдоль одной из стен располагался бар, и я купил нам кувшин с пивом.

Рокки ждала меня, аккуратно сложив руки перед собой на столе и выпрямив спину. Я разлил пиво, и она поблагодарила меня – было видно, что девушка старается выглядеть и вести себя как можно привлекательнее, как будто хотела расположить меня к себе.

Официантка, чей нос шевелился, когда она говорила, протянула нам два меню и сказала, что теперь приносить нам пиво будет она сама. Рокки раскрыла меню – в нем были одни бургеры и стейки, поэтому мы попросили официантку дать нам время подумать. Мы пили пиво и разговаривали.

– Эти официантки, они совсем неплохо зарабатывают. Даже детей на это умудряются воспитывать.

Девушка кивнула.

– Или, например, можно улыбаться, отвечая по телефону в какой-нибудь конторе.

– Да поняла я уже, поняла.

Рокки наполнила мой бокал. Я дал ей прикурить, и мы сидели, изредка перекидываясь словами, пока кувшин практически не опустел. Стал подходить народ, в основном пожилые пары – женщины в джинсах и мужчины в стетсонах[67], – настоящие ковбойские парочки.

– Послушай, – сказал я. – Эта прошлая ночь… Мне бы не хотелось еще раз пережить что-нибудь подобное. Да и ты просто больше не выдержишь такого.

– Не выдержу, – согласилась Рокки, и глаза ее мгновенно наполнились слезами. – Но ты не волнуйся. Я… – Она покачала головой и взяла кружку с пивом двумя руками. – Я просто не знаю, что со мной происходит. Иногда мне в голову приходят абсолютно идиотские идеи. Понимаешь – просто идеи. И в эти идеи я начинаю верить. И начинаю вести себя так, как будто это и не идеи вовсе, а реальная жизнь. И я… понимаешь, это меня пугает. Пугает то, как я себя веду. Потому что в нормальном состоянии я бы сказала себе: «Девочка, да ты что делаешь?», а в этом состоянии я уверена, что права. Ну, то есть, понимаешь, я начинаю верить в реальность пришедшей мне в голову идеи, думаю, что я права, и делаю дурацкие вещи.

Губы ее дрожали, а глаза смотрели в кружку, по краю которой она водила пальцем.

– Например, мне иногда хочется куда-нибудь убежать.

– Со мной такое тоже иногда случается, – кивнул я.

Рокки продолжала хмуриться, сжимая кружку с такой силой, что костяшки ее пальцев побелели. И тут я сделал неожиданную вещь – накрыл ее кисть, лежавшую на столе, своей лапищей. В ней вполне могла уместиться вся ее рука, и она в отчаянии вцепилась в нее.

– Я думала, что ты нас бросишь, – сказала Рокки.

– Ты же видишь – не бросил.

– Теперь вижу.

Официантка наполнила наш кувшин и отошла, так и не спросив про заказ. Над танцполом зажгли свет, и раздалась песня в исполнении Джорджа Стрэйта[68]. Пел он глубоким голосом, нарочито растягивая слова, и люди стали выходить на танцпол – первыми шли пожилые пары; на ковбойских ремнях мужчин были пряжки величиною с кулак.

– Но так больше продолжаться не может, Рокки. И не важно, здесь я или меня нет.

– Я знаю. Знаю.

– У тебя же теперь маленькая. И все это должно навсегда закончиться.

– Я просто запуталась.

Мы продолжали пить уже из нового кувшина и наблюдать, как пары на танцполе медленно кружатся в танце. После четвертой или пятой песни бледно-зеленые и пурпурные лучи, падавшие на сцену, стали плавно двигаться по кругу – по танцующим стали проплывать силуэты каких-то призрачных рыб. Следующая негромкая песня была исполнена с тем, что я бы назвал «гордой грустью». Женщины со взбитыми прическами, большими задницами в узких джинсах и лицами, залитыми любовью. Над нами клубился табачный дым, который затемнял свет.

– Я боюсь, – сказала Рокки. – Боюсь за Тиффани. Боюсь того, что сделала. Я имею в виду, что взяла Тиф с собой. Что же я наделала, приятель… Боже! Что же я наделала…

Я наклонился вперед и заставил ее посмотреть на себя.

– Прошлое уже не вернуть.

– Что ты сказал?

– А ты повторяй это себе. Прошлое уже не вернуть. Это просто одна из тех твоих идей, в реальность которых ты поверила. Но его уже не вернуть, детка.

Ее брови нахмурились, а маленький рот слегка приоткрылся.

– Важно то, что все начинается прямо сейчас. Вот как. И запомни это.

Рокки вытерла глаза и повернулась к танцующим.

– Не хочу тебя слишком обнадеживать, – сказал я, – но я тут кое-что придумал. Если дельце выгорит, то это позволит вам продержаться какое-то время.

– Что ты хочешь сказать?

– Давай предположим, что у тебя есть деньги. Что бы ты стала делать?

– А сколько?

– Достаточно. Достаточно, чтобы долгое время не беспокоиться ни об аренде, ни о счетах, ни о еде.

Глаза Рокки стали задумчивыми, и она бессознательно водила пальцем по влажному следу, оставшемуся на столе от кружки.

– Ладно, я сам скажу тебе, что надо сделать. В первую очередь тебе надо подготовиться и сдать экзамены за среднюю школу.