В кухне было темно, но я зажгла лампу и стала разогревать рис и овощи. Потом открыла банку сардин, выложила их на тарелку и достала из холодильника маринованные огурцы. И еще я успела приготовить суп. Когда все было готово, я позвала своих домочадцев к столу.

Харука, как всегда, явилась первой. За ней подтянулся ее отец. Акира пришел последним, он даже не успел как следует одеться. Мы стали молча есть, но вскоре я положила палочки и просто смотрела на свое маленькое семейство — мой прекрасный сад. Потом взгляд упал в окно, но за ним была лишь бетонная стена. Весной обязательно разобью здесь японский садик, свой собственный сад дзэн. Я снова перенеслась на Кюсю, но теперь передо мной был сад камней, засыпанный снегом. Священник объяснил мне, что снег, песок или гравий символизируют воду, основу жизни.

— На первый взгляд кажется, что провести на них линии очень легко, но для этого нужна высшая сосредоточенность. Даже священники с трудом достигают ее.

Я просила, чтобы он дал мне попробовать, но старик с улыбкой отказывался.

— У песка только один хозяин, он подчиняется лишь его воле, — говорил он мне.

Меня вернул к действительности голос Рю.

— Сейчас не время мечтать, — жестко сказал он. — Я пойду отнесу в машину чемоданы. Ты будешь готова через пятнадцать минут?

Я кивнула, и мы все принялись за работу. Харука вымыла посуду, а мы с Акирой убрали постели. Посмотрев на список, я попыталась вспомнить, все ли я взяла. Но мои глаза все не могли оторваться от сверкающего снега. Как же он прекрасен. Лучше любой драгоценности. Я вспомнила новогодние огни Гинзы и распродажу «Удачная покупка» в первый день наступившего года. Меня вдруг отчаянно потянуло туда. Я снова хотела почувствовать себя частью Токио. Ходить в толпе хорошо одетых и довольных судьбой людей и думать только о собственном счастье. Не знаю, почему эти мысли посетили меня именно тогда. Я с негодованием прогнала их прочь и попыталась сосредоточиться на сборах. Но сознание опять уносило меня в Гинзу, рисуя картины новогодних витрин в «Исетане». Тряхнув головой, я с усилием отогнала это видение, однако острое желание перенестись туда не проходило. И все же я заставила себя оторваться от окна и пошла по комнатам, задергивая шторы и выключая свет. Как и следовало ожидать, мой сынок Акира забыл свои защитные очки и маску, и я прихватила их с собой. Еще раз проверила окна на кухне и в гостиной, отключила электричество и воду и, выйдя на улицу, заперла за собой дверь.

Рю уже включил мотор, и в машине было тепло. Я даже не успела закрыть дверь, когда он рванул с места.

— Подожди минутку. Я же еще не села! — закричала я.

Но он не ответил. Внутри меня все похолодело.

— Как ты можешь так поступать со мной?! — взвизгнула я, вцепляясь в его руку.

Машину занесло, и мы чуть не врезались в фонарный столб. Рю резко затормозил. Потом повернулся и ударил меня по щеке.

Никто не проронил ни слова. Я открыла дверь машины.

— Мне надо кое-что взять, — пробормотала я, спуская ноги.

Рю схватил меня за руку.

— Оставь, мы там купим все, что нужно.

Я нетерпеливо стряхнула его руку.

— Если ты сейчас выйдешь, я тебя ждать не буду, — пригрозил Рю.

Я вышла и захлопнула дверь.

— Мама, куда ты? — услышала я за собой взволнованный голос Акиры.

Но я не ответила. Опять пошел снег. Мои ноги утопали в белом покрывале. Зачем ехать в Ниигату, если у нас в Токио точно такой же снег? Сдерживая смех, я побрела домой.

За спиной отчаянно сигналил Рю, но я сделала вид, что не слышу. Потом до меня донеслись тарахтение мотора и постепенно затихающий шум колес, и я поняла, что они уехали. Я открыла дверь и вошла в дом. Там стояла тишина, и только тикали часы над кухонным столом. Я рассеянно посмотрела в окно, где за стеклом падали мокрые хлопья, словно соревнуясь, кто скорее долетит до подоконника. Мне даже захотелось сделать на них ставки. Времени у меня было предостаточно. Я знала, что они не вернутся. Ведь на самом деле я была им не нужна. А готовить для мужчин сможет и Харука.

Потом я пошла в ванную и взглянула на зеркало, висевшее над раковиной. Оно было старым и многое повидало на своем веку. Обычно мне было некогда в него смотреться — за дверью кто-нибудь вечно ждал своей очереди, а когда я оставалась одна, то все время занимала уборка. Но сейчас я рассмотрела его до мелочей. Обычно в дешевых типовых ванных в стены встраивают зеркала из пластика. Но это было совсем иным — деревянная рама висела под углом к стене. В уголке кто-то приклеил стикер с Капитаном Америкой. Ванную освещал лишь тусклый свет, пробивавшийся сквозь замерзшее окошко, и, взглянув в зеркало, я не увидела ничего, кроме темного пятна в молочно-белом ореоле, словно зеркало вобрало в себя всю беспросветность окружающего мира. Но меня это ничуть не расстроило. Я почувствовала в теле давно забытую легкость. Хотела включить свет, но вспомнила, что перед отъездом вывернула внизу пробки. Ну и бог с ним. Рассмотрю себя как следует, когда куплю наконец косметику и приличную одежду.

Потом я вошла в спальню. Пустой дом дышал спокойствием. Я подошла к окну и стала смотреть на корявую старую вишню, растущую в соседском садике. Скоро весна, и холоду придет конец. Я медленно стала раздеваться, поочередно снимая вещи, купленные для поездки на лыжный курорт Ниигата — подержанный пуховик и джинсы «Юникло», толстый свитер с оленями, хлопчатобумажную водолазку и черные колготки. Теперь я осталась в одном белье, но, как ни странно, мне было совсем не холодно. Расстегнув крючки, я скинула дешевый бюстгальтер из магазина, где все по сто иен, и стянула с себя простые хлопковые трусы в черный горошек, купленные там же.

Раздевшись догола, я открыла дверь и вышла на узкий балкон. Там я начала приплясывать и сыпать проклятиями, вспоминая все самые грязные ругательства, которые мне приходилось слышать. Я выкрикивала имя Рю, призывая на его голову самые страшные кары. На соседей мне было наплевать. Пусть послушают, что я думаю о них. Но никто не вышел на улицу. А если бы и вышел, все равно ничего бы не увидел.

Я стала бесплотной. Такой же невидимой, как растаявший снег.

Вы так скептически смотрите на меня. Наверно, не верите? Думаете, я все сочинила? А вас разве не удивляло, что я никогда не раздеваюсь полностью? И всегда гашу свет. Должно быть, вы думаете, что в темноте я чувствую себя раскованнее? Ничего подобного. Все дело в том, что на мне лежит проклятие. Я жива, пока на мне есть хоть одна новая вещь.

Это последний и самый страшный секрет, который вы узнали от меня.

Что-то глаз у вас задергался — вы, видно, поняли, что я говорю правду. Я ведь ничего не придумала. Зря вы выведывали у меня подробности. Я же предупреждала, что это опасно. Знать чужие секреты — всегда большой риск. Тайна остается тайной, только когда о ней не знает ни одна живая душа. Но бывает так, что человек больше не в силах хранить ее в себе. Вот я вам все и рассказала. Не утаила ничего, как на исповеди. Теперь я могу спокойно умереть. Сначала я хотела пощадить вас. Просто излить напоследок душу и снять с нее груз. Но потом, когда я не удержалась и выболтала все секреты, я поняла, что вы обречены. Тот, кто их услышал, тоже должен умереть. Ведь моя история — это лицо сегодняшней Японии.