А теперь вот с увлечением торгует истребителями.

Иерусалим встретил их ярким солнцем и зноем. От утренних облаков и следа не осталось.

Легко нашли парковку. В деловой поездке российскую делегацию сопровождал пресс-секретарь министерства обороны Израиля, и от него Деникин уже знал, что туристов сейчас гораздо меньше обычного: западные путешественники боялись ехать «на войну». Собственно, это и было одним из видов оружия, применяемых палестинцами. Деньги от туризма были чрезвычайно важны для Израиля, а репутация страны с постоянной опасностью террора сильно уменьшала поток иностранцев.

Правда, в последний конфликт палестинцы испытали это и на себе. Одним из немногих реально доходных предприятий палестинской автономии было казино. Большую часть денег в нем оставляли евреи, которым, как известно, Коран – не указ, соответственно и спиртное, и азартные игры они уважают. Вот и ездили со всего Израиля любители игры и выпивки в автономию. И новейшей истории неизвестен случай, чтобы даже самые злобные палестинцы обидели хотя бы одного поддатого еврея, как следует набравшегося в их казино. Ненависть ненавистью, а бизнес должен работать.

Так вот, последний конфликт не был самым кровавым, но отличался сильным ожесточением сторон. Всегда улыбчивый пресс-секретарь Моше (в прошлой, российской жизни в Новосибирске – просто Миша) сразу посерьезнел, когда по ТВ сообщили, что израильские боевые вертолеты разнесли казино в дым.

– Плохо, – сказал Моше-Миша, – этого они нам точно не забудут.

– Так, может, не стоило? – поинтересовался склонный к компромиссам Замойнов.

– Нельзя, – объяснил Миша главную суть израильской политики. – Они только что убили троих наших.

В газетах с подробностями описали смерть двух израильских резервистов, кстати, бывших россиян, по ошибке заехавших на территорию автономии. А итальянский тележурналист даже заснял их убийство. И тогда же застрелили женщину-учительницу, совершившую, как оказалось, смертельную ошибку: поехала в одиночку по арабскому кварталу.

– Короче, если собака кусается, она должна быть наказана, – закончил мысль Моше.

– Если целый народ считать собакой… – вслух задумался Деникин.

– Я неточно выразился, – смутился Миша, политкорректный по должности. – Мы и соседи, и даже… братья. – Последнее определение он произнес не без усилий.

– В каком смысле? – поинтересовался любознательный Николай. Но это даже Деникин, читавший Библию, знал. Он и ответил:

– У них один праотец и разные матери.

– А-а, – понял Замойнов. – То-то, я смотрю, они друг друга так мочат. Чужие так не умеют, только родственники.

– Короче, – подвел итог Миша, – будет большая буза. Арафат не переносит, когда его бьют по карману.

Он оказался прав. Поток туристов, ожидавшийся к празднованию двухтысячелетия Рождества Христова, явно был меньше ожидаемого. Зато машину можно парковать хоть вдоль стоянки, хоть поперек.

У первых встреченных ворот в Старый город их остановили солдаты. Точнее, они сами остановились. У оцепления скопилось большое количество разозленных палестинцев, тщетно пытающихся проникнуть сквозь ворота. Солдаты что-то им объясняли. Деникин по привычке обратился к одному из солдат по-русски:

– Служивый, как пройти к храму Гроба Господня?

Тут его ждало разочарование. Здоровый парень в черных очках, вооруженный крошечным «узи» и немалой дубинкой, его не понял. «Видно, в Израиле не все русские», – дошло наконец до Петра.

Поскольку иными языками он не владел, в дело вступила Лариса, задавшая парню тот же вопрос по-английски. Тот сразу просек, заулыбался и начал уже объяснять, как к нему вплотную протиснулся молодой палестинец и принялся горячо что-то то ли спрашивать, то ли требовать.

Лицо израильтянина окаменело, улыбка сошла с лица, только скулы, машинально жующие резинку, ходили. Он молчал, палестинец что-то почти кричал ему в лицо.

Потом солдат одновременно сделал две вещи: выплюнул на асфальт резинку и несильно, но чувствительно тыльной стороной ладони ударил палестинца по лицу. Тот отшатнулся, упасть ему не дали соплеменники, стоявшие сзади. Он вскочил, готовый броситься на обидчика, однако, грудью наткнувшись на маленький смертоносный ствол «узи», сразу сник, обмяк. Огонь, потрескивая, затих. Но, уходя, палестинец обернулся, и по загнанной в глубь его глаз ярости Деникин понял, что близкого урегулирования ближневосточного конфликта не предвидится. Ни в данном случае, ни вообще.

Солдат тем временем галантно извинился перед Ларисой и объяснил, через какие ворота туристов пока еще пропускают.

И вот они в Старом городе.

Деникин никогда не был романтиком, но до него вдруг на уровне чувств, как-то по-животному, дошло, что именно по этим улицам две тысячи лет назад шел Иисус и в самом прямом смысле слова нес свой крест. И ему было так же тяжело и жарко, как сейчас Петру. И дышал он тем же воздухом, что и Петр. И видел те же камни, согнувшись под своей ношей. Только в отличие от грешного Деникина, не готового и за свои грехи отвечать, готов был ответить за все чужие.

Лариса посерьезнела, куда-то пропала ее американская улыбка. Когда они подошли к маленькой ротонде (подарок российского императора), установленной в общем для всех христианских конфессий храме и прикрывающей последнее земное пристанище Иисуса, Лариса взяла связочку тонких свечей, зажгла их и, выстояв маленькую очередь (обычно она в десятки раз длиннее), вошла внутрь. Деникин за ней не пошел. Он понимал всю глубину Ларисиной просьбы-мечты. Как понимал и маловероятность ее исполнения даже в таком святом месте.

Дочки у Ларисы скоро не станет. А ведь счастье дочки было стержнем всех ее поступков! Значит ли это, что она прожила жизнь неправильно?

Когда Лариса вышла – успокоенная, просветленная какая-то, – атеист (но – прагматик!) Деникин тоже купил свечку и поставил ее, загадав свои нехитрые желания.

Потом они пошли по Старому городу, прогулялись по знаменитому базару, купив себе какие-то малозначащие сувениры, и вышли к Стене Плача. Единственная сохранившаяся часть Первого иудейского храма напоминала, что и задолго до появления Мессии в этом славном, прокаленном солнцем городе происходили различные, важные для миллионов людей, события.

Площадь перед Стеной Плача была разделена на две половины: слева молились мужчины (всех разновидностей иудейской конфессии: и хасиды с пейсами, и непонятные мужики в огромных черных папахах, смахивающие на лиц, как говорят в Москве, кавказской национальности, и обычные – цивильные, как определил Деникин, – евреи), справа – женщины.

Вдруг на площади появилась невеста в белом одеянии. К ней сразу подбежали девчонки и девушки постарше. Все они стремились коснуться шлейфа свадебного платья.

– Чего они хотят? – спросила Лариса.

– Удачно выйти замуж, – объяснил просвещенный Мишей и путеводителем для туристов Деникин. – Для этого надо дотронуться до платья невесты.