«Так вот почему на днях Ващенков отпрашивался у меня съездить в столицу!..»

— Левушке очень хочется стать полковником? А что же меня не спросили? Какой-никакой, а его начальник я, мне и положено инициировать поощрения и наказания подчиненных.

— Иди и скажи об этом Курватюку. Ну что, Евгений Николаевич, будешь готовить представление на Ващенкова?

— Вот уж нет! Без меня решали, без меня и сочиняйте «О доблестях, о подвигах, о славе…»

— Не язви. Чтобы желчь понапрасну не разливалась, вот тебе новость очень приятная.

И с видом благодетеля, одаривающего страждущих рождественскими открытками с пожеланием счастья, Горчичный поведал о предстоящей мне командировке во Львов.

— И в самом деле, одна новость другой приятнее! Еду один или подобрали компанию? — подозрительно спросил я, настраиваясь на худшее — на кого-либо из заместителей прокурора области, привыкших, что им носят ливрею и подобострастно заглядывают в глаза.

— Ты и еще один человек, — бесстрастно вымолвил Горчичный, на новой должности пообвыкший вокруг любого пустяка напускать туману, и сделал вид, что с головой погружен в работу. — Ну что? Иди собирайся. Ну? С тобой едет прокурор отдела поддержания государственного обвинения в судах, фамилия — Квитко.

— Кто такой этот Квитко? Фамилия ни о чем не говорит. Новенький? Расплодили за последнее время молодых да ранних!

— Тридцать три года, прокурор перспективный, подающий надежды. Так что смотри там, не оконфузься. А если сумеешь, трахни ее со всей ответственностью за порученное дело. Я и сам нет-нет да и заглядываюсь на нее, но и только. Сам знаешь, по должности нельзя, а то сядут на шею…

И он, скотина, хитро и многозначительно захихикал мне в спину.

Возвратившись к себе в кабинет, я хмуро перелистал поданные вместе с приказом о командировке бумаги: «Представительством Международной организации по миграции осуществляется реализация проекта “Укрепление потенциала правоохранительных органов в борьбе с торговлей людьми в Украине как стране назначения”, который финансируется Государственным департаментом США…» Черт бы подрал эту Америку! Всех учит жить, а сама начинала с разбоя и грабежа! Да еще эта Квитко… Как любой эгоист, законченный, тайный или открытый, я предпочел бы ехать в командировку один. А как не совсем молодой человек, сполна наделенный жизненным опытом, и подавно: чужие глаза и уши, чья-то беспомощность или, напротив, наглая самоуверенность — что может быть хуже, да еще в незнакомой, а потому чуждой среде обитания? И все это нужно вытерпеть на протяжении нескольких дней подряд!

Тут в дверь робко поскреблись и после непродолжительной паузы в кабинет вошла женщина, которую я не без труда вспомнил: мы несколько раз пересекались с нею на совещаниях и в наших управских коридорах. Так это и есть Квитко? Серая, невзрачная мышь: пучки темных волос, круглые глаза, несуразный нос — не то прямой, не то с горбинкой. Правда, и в самом деле молодая. Относительно молодая, если так можно сказать о ее тридцати трех годах. Ну, за какой надобностью явилась?

— Евгений Николаевич, я… — Женщина внезапно смутилась, а может быть уловила мою неприязнь, и перешла на сбивчивый, торопливый шепот. — Вы тоже едете на семинар? Как-то все внезапно, как снег на голову… Хотя бы за неделю предупредили.

— И?..

— Петр Петрович сказал зайти к вам.

«Какая же он все-таки скотина, этот Горчичный!» — тяжко вздохнул я и непроизвольно нахмурил брови.

— Я никогда не была во Львове, даже не представляю, как добираться, — лопотала Квитко, не отводя взгляда от моего гневливого переносья. — Может быть, поездом? Я… Извините, я, наверное, напрасно пришла.

— Куда это вы? Садитесь. Сядьте, я говорю! Как вас зовут?

— Лилия Николаевна. Можно Лиля.

— Вот что, Лилия Николаевна, — произнес я тоном спасателя на водах, вместе с тем в душе проклиная собственную мягкотелость. — Я еду своим ходом, на автомобиле. Если не возражаете, поедем вместе.

— А можно?

«Ну что за дитя человеческое! И можно, и должно, и никому за это ничего не будет!..»

Квитко с облегчением вздохнула: ей никак не верилось, что проблема с поездкой разрешилась так легко и благоприятно. И что в ней, право, нашел этот проныра Горчичный? Он, видите ли, на нее заглядывается! Зрение тебе своротило, что ли? На кого заглядываться? Женщина каких пруд пруди: уже слегка помятая бытием и, судя по неопрятным пучкам волос, по дешевому макияжу, отсутствию цацек на пальцах и шее, по тому, наконец, во что и как одета, не очень устроенная в жизни. Замужем, — опять же всезнайка Горчичный намекнул, что не очень удачно: муж — работяга из трамвайного депо, кажется выпивает. А глаза у нее вовсе не круглые, это все зрачки — размытые и нечеткие, словно у близорукого человека. Ну да ладно, окстись! Закружил, защелкал клювом, как коршун над воробьем… Поедем посмотрим. Дома и на работе она подневольная пташка, — а вот как поведет себя на свободе?

— Ну что же вы, идите собираться! — пробурчал я, чтобы не очень до срока обнадеживалась. — Времени на сборы — полдня. Завтра ровно в десять утра я за вами заеду. Или еще есть вопросы?

Она мотнула головой и, выходя, стукнулась плечом о дверной косяк.

После ухода Квитко я, особо не вникая, просмотрел текущие бумаги с установленными сроками исполнения, вызвал к себе Мешкова и бухнул папку с бумагами ему на колени:

— Хочу вас обрадовать, Павел Павлович, еду в командировку. До конца недели остаетесь за меня. Так что у вас замечательная возможность устроить в отделе день-другой террора.

— Я им устрою! Я им такое устрою! — пообещал смешливый Мешков и изобразил на лице угрожающую гримасу. — А мне нельзя поехать, Евгений Николаевич? Вы останетесь, а я поеду. Очень хочется!

— Я откомандирован с женщиной, вам это будет неинтересно, — в свою очередь, «прикололся» я: Мешков небезосновательно слыл в управе верным супругом и истинным христианином. — У вас ведь снова жена беременна или это только слухи?

— Гнусные инсинуации! А вы откуда знаете? Опять Кукса проболтался!

— Так, Мешков, свободен! Вместо меня можно только работать, а за американские деньги выпить чашку хорошего львовского кофе на фуршете — это уж я как-нибудь сам…

Выпроводив из кабинета охочего до разговоров Мешкова, я собрался с духом и позвонил жене.

— Чего тебе? — спросила она сурово, как если бы не ушла от меня сама, а именно я выпроводил ее из дома.

— Можно поласковее или у тебя опять что-то болит?

— Говори, в чем дело, или я положу трубку!

— Уезжаю в командировку на три дня. Львов, достопримечательности, американцы, торговля людьми. Присмотришь за домом и за Абрашкой?

Я представил, как на том конце провода жена раздумывает, что мне сказать в ответ, и вдруг ощутил мгновенное удушье, как у одинокого волка, который случайно набрел на запах оставившей его самки.