Флёр

Звонит будильник, оглушая меня. Очень холодно. Я ощущаю усталость и не готова к пробуждению.

«Еще двадцать минуток, Поппи». Я сворачиваюсь калачиком. Отчего же она не выключает сигнал?

Наконец будильник замолкает.

Тревога исчезает. В соседней комнате кто-то спорит. Моя кровать яростно трясется, и я стукаюсь головой обо что-то твердое. Холодная вода брызжет мне на щеку. Я пытаюсь пошевелиться, но спина у меня онемела, а ноги, стиснутые в тесном пространстве, покалывает после сна.

Я не в своей постели.

Я моргаю и открываю глаза. Тонкие лучики света просачиваются через отверстия над моей головой. Снаружи кружится калейдоскоп форм и цветов. Меня толкнули, и я ударилась плечом о грубое дерево. Комната вращается. Меня сейчас вырвет. Я откидываю голову назад и закрываю глаза, мечтая только об одном: чтобы мир перестал ходить ходуном.

Хлопает дверца машины, визжат шины.

Сквозь отверстия я ощущаю запах мокрой листвы и горячего морского воздуха, а также бодрящего соснового бора. Судя по всему, где-то рядом живое существо. Кажется, это дикая кошка. У меня бурлит в желудке.

– Что вы так долго? – слышу я девичий голос, сердитый и взволнованный одновременно.

– На нас устроили облаву, – отвечает запыхавшийся парень. В его голосе отчетливо звучит паника. Я же его знаю!

– Может быть, когда ты, наконец, закончишь жаловаться, сможешь вытащить нас отсюда?

В голове вспыхивает воспоминание: губы, прижимающиеся к моим волосам, и тошнотворная сладость яда. Хулио?

– Открой двери. Помоги мне погрузить их в фургон. – Джек.

Я распахиваю глаза и пытаюсь поднять голову.

Стены дрожат, и меня снова отбрасывает назад.

– Поосторожнее с этой штукой! – Поппи? – Если замечу у нее хоть один синяк, когда мы откроем этот ящик, то, клянусь Геей, я…

Комната качается и ухает вниз. Хлопают двери. Свет меркнет.

– На что это он так уставился? Он что, под кайфом? – Хулио. Вне себя от ярости. – Давай, приятель, шевелись! Садись в фургон!

– Отстань от человека! Он пятьдесят лет не видел солнца.

Снова хлопают двери. Голоса спорят. Заводится двигатель, визжат шины. От толчка меня отбрасывает на стенку ящика.

Ящик… я внутри ящика.

Я сглатываю. И снова закрываю глаза.

«Только бы не стошнило! Только бы не стошнило! Только бы не…»

Фургон резко тормозит. Потом ускоряется. Наклоняется в сторону. Поворачивает. Приглушенные голоса просачиваются через отверстия в ящике. Через дыры в моем сознании.

– Еле выбрались оттуда… Профессор Лайон… Он сказал, что задержит их…

Раздается гудок. Ящик скользит, дерево скребет металл.

– Сбавь скорость, не то нас остановят.

– Сам хочешь сесть за руль?

– Как бы нам избавиться от ворон? Они кружат над нами уже целую милю.

Ускорение. Резкий поворот направо.

– Расслабься, Джек. Мы почти у моста.

– Нам нужно добраться до катера до отлива.

Шины визжат. Коробка начинает заваливаться на сторону, а голос у меня взрывается болью.

– Меткий стрелок… открытое море… оторвались от них в темноте…

Флёр

Я просыпаюсь от запаха плесени и соли. И равномерного плеска волн, ударяющихся о корпус и раскачивающих его, отчего у меня в желудке поднимается кислота, грозя вырваться наружу. Мое тело, кажется, сплошь покрыто синяками, кожа ободрана, мышцы болят. Как будто я погибла в сражении.

Я продираюсь мыслями сквозь пелену тумана, пытаясь нащупать что-то знакомое. Последнее, что я помню, это лицо Хулио. И маленький пузырек.

«– Ты уверена, что это именно то, чего ты хочешь?

– Уверена».

Я сглатываю, пытаясь избавиться от тошнотворного чувства, поднимающегося из недр желудка, и, свернувшись калачиком, дрожу под тонким одеялом, от которого сильно пахнет елью… и сосной тоже…

Зима.

Я резко открываю глаза и замираю, стараясь не дышать. В комнате царит полумрак, едва разгоняемый розовым цветом. Рядом со мной вздымается и опускается чей-то торс, обтянутый мятой футболкой. Человек, крепко обнимающий меня своей холодной, бледной рукой, погружен в глубокий сон.

Я машинально тянусь за ножом, но понимаю, что его при мне нет. Темная голова, силуэт которой вырисовывается на фоне окна каюты, резко просыпается. Я встаю на колени и выставляю вперед кулаки, но тут же ударяюсь головой о низкий потолок и зарабатываю себе очередной синяк.

Ящик. Я была в ящике.

Я замираю, прислушиваясь к голосу Поппи, мой взгляд медленно фокусируется. Я не совсем уверена в том, где нахожусь. И как долго провела здесь. Я даже не могу точно вспомнить, как я сюда попала.

– Привет, это я, – говорит низкий, знакомый голос. – Все нормально. Здесь ты в безопасности.

Это Джек.

Нет, это не может быть Джек. Под его глазами нет теней. Как нет и болезненного румянца на коже. Сейчас он похож на солнечный свет на снегу – или на собственную фотографию из школьного ежегодника, которую я тайком вырезала и приклеила скотчем к дверце шкафа. Его руки подняты вверх, как будто он боится, что я могу ударить его. Или чтобы показать, что не собирается стукнуть меня. Я растерянно потираю шишку на голове. Все кажется перевернутым. Поставленным с ног на голову.

Горизонт качается в маленьком круглом окошке позади головы Джека, синее на синем, ничего, кроме волн и моря. Судно тоже качается, и я снова падаю на пятки от сокрушительного толчка.

– Какой сейчас месяц?

– Первая неделя сентября.

– Где мы находимся? – У меня пересохло в горле, в рот словно наждачной бумаги набили, так что трудно говорить.

– Только что Канарские острова миновали. – Он говорит медленно, мягко, убаюкивая меня словами. – Ты проспала все самое худшее. Пассатные ветры будут сопутствовать нам на большей части пути через Атлантику. Так что на некоторое время мы сможем затаиться – ни радио, ни остановки на дозаправку – и держаться подальше от радара Кроноса.

Он говорит «мы» и «нас». За стеной начинает мягко петь гитара. Я ощущаю запахи пальмовых листьев и дикой травы, а также корицы и яблок с кислинкой.

– Хулио и Эмбер. Они здесь. Твой план… сработал.

Я оттягиваю переднюю часть своей толстовки и понимаю, что на мне нет лифчика. Мои волосы спутанные, в колтунах и слабо пахнут блевотиной. В голове у меня стучит, а на месте удара успела вырасти шишка размером с грецкий орех. Я подтягиваю одеяло повыше, чтобы скрыться под ним… а это и не одеяло вовсе, а старый фланелевый пуловер, должно быть, принадлежащий Джеку.