На Древнем Востоке такого обычая не было, но еще во II веке до Рождества Христова ученый грек Манефон разделил историю Древнего Египта на Древнее, Среднее и Новое царство, и между этими царствами, разделенными периодами развала и распада, и правда очень большая разница. Скажем, даже и пирамиды, ставшие символом Древнего Египта, строили ведь только в эпоху Древнего царства.

И по отношению к Вавилонии и Ассирии современные ученые давно уже ввели такие термины, как «Новоассирийское царство» или «Нововавилонское государство», и все знают, что это образования совсем с другим строем, даже с другими границами, чем «Древнеассирийское» и «Старовавилонское» царства.

Нас очень подводит то, что Московия не получила нового названия после того, как часть прежнего государства Рюриковичей удалось собрать под знаменем новой династии. А по существу, «Новомосковское царство Романовых» — это государство с другим политическим строем и с другими границами, чем «Старомосковское царство Рюриковичей».

В европейской истории есть пример очень похожей смуты и с очень похожими результатами. В 1415 году под ударами англичан начало распадаться французское королевство. Королевский двор оказался не в состоянии организовать сопротивление, да французы и не очень хотели идти за королями. В конце концов, французское государство выросло из факта завоевания, а королевский двор — из военной ставки вождя завоевателей. Французский дворянин и обращался с любым представителем «третьего сословия», как завоеватель с человеком покоренного народа.

Поэтому бюргеры, провинциальное дворянство и богатые крестьяне не пошли за королем, но пошли за Жанной д'Арк. Их целью вовсе не было создать какое-то другое государство, нет! Они совершенно искренне хотели восстановить то государство, которое существовало в «прекрасной Франции» до Столетней войны и которое, называя вещи своими именами, не потянуло поставленных перед ним задач. Опираясь на армию и на поверивших в нее людей, Жанна короновала дофина Карла, ставшего королем Карлом VII… Ее ли вина, что король, которого хотели видеть добрым и умным, этими качествами не обладал? Что был он хитрым и подлым и что, когда Жанну захватили в плен бургунды и предложили выкупить ее, король отказался?

Наверное, Карл VII тоже мыслил категориями ушедшего XIV века и хотел быть королем-завоевателем, королем, возвышающимся над подданными, как гора. Но времена изменились, и, конечно же, король/посаженный на престол своим народом, уже не мог быть «светлым величеством», которое «держит» государство бесконтрольно и только по собственной воле.

Во Франции XV века, точно так же как в Московии начала XVII, народ искренне хотел восстановить то, что было до Столетней войны, но родилось-то совершенно другое государство, «Новофранцузское королевство», в котором огромное значение имела воля буржуазии и провинциального дворянства, а королевский двор был лишь одной из политических сил и не мог править бесконтрольно (хотя и пытался).

Так же и «Новомосковское царство» поневоле, совершенно помимо желания ее обитателей, родилось как совершенно новое государство и оказалось в совершенно иных отношениях с окружающим миром, нежели «Старомосковское». Судите сами.

Московия Рюриковичей не поддерживала регулярных дипломатических отношений ни с какими странами Европы. Страны Европы в целом тоже не особенно рвались иметь дело с Московией — было и незачем особенно. Да, конечно, торговля — дело очень важное, но если торговый оборот голландских и британских купцов с Московской Русью составлял в конце XVI века 300 тысяч ефимков в год, то с одной только Южной Америкой — порядка 5 миллионов ефимков. Ну, и какая область тогдашнего мира вызывала больше интереса у правительств Великобритании и Голландии?

Теперь же, в XVII веке, возникли два совершенно новых фактора.

Во-первых, резко возросли объемы международной торговли и интенсивность экономики в целом. Уже прошла революция 1566–1609 годов в Голландии, возникла первая в истории буржуазная республика: Генеральные штаты. В 1588 году английский флот практически полностью уничтожил Великую армаду Испании, ознаменовав торжество протестантского мира над католическим, а буржуазного уклада над феодальным. После этих двух событий мир конца XVI — начала XVII века не похож на мир даже середины, а уж тем более начала XVI. Антверпен, Лондон, Амстердам, Бристоль, Гаага окончательно становятся центрами мировой торговли всем, от зерна до капитала и акций. Огромный международный рынок становится куда более емким и готов принять гораздо больше товаров, чем 50 или 70 лет назад.

Кроме того, за это время стали много лучше средства транспорта, улучшились дороги. Если Московия Рюриковичей находилась на са-амой окраине Европы и была малодоступна, то теперь провинциальность Московии стала несравненно меньшей.

Во-вторых, в 1618 году началась Тридцатилетняя война. Велась она между коалицией протестантских держав — Англии, Голландии, Дании, Швеции, которые опирались на протестантских князей Германии. И коалицией католических держав — Австрийской империей Габсбургов, Речью Посполитой, которые опирались, естественно, на католических князей Германии. При этом Франция, хоть и страна католическая, поддерживала страны протестантские. А католические подданные империи Габсбургов в Италии, Чехии, Трансильвании воспользовались войной, чтобы восставать против не очень любимой ими империи.

Главной целью всех воюющих сторон было поделить мир между этими двумя конфессиями — протестантизмом и католицизмом. Основной ареной этой войны стала Германия, и за эти тридцать лет некоторые ее области запустели на четверть и на треть (совершенно как Московия после Смутного времени). Ведь воевали не короли, озабоченные своей честью и престижем, воевали не государства, пытаясь расширить свою территорию; в смертельной схватке сошлись две идеологические системы, совершенно по-разному определяющие, что такое мир, как он устроен, каким должен быть человек в этом мире. Победа каждой системы означала, что она сможет устроить мир по своим представлениям, и в этом мире не останется места для носителей другой системы ценностей. До какой-то степени протестанты и католики были друг для друга «инопланетянами».

Война была огромной и страшной для Европы, а для Московии оказалась фактором скорее удобным: прежние, устоявшиеся коалиции и привычные отношения заколебались, потеряли прежнюю стабильность, и каждое государство пыталось искать новых союзников, больше всего опасаясь одиночества. Какие бы государства ни схватывались между собой между Балтикой и Адриатическим морем, Московия неизменно оказывалась у них в тылу, и все государства хотели бы себя обезопасить, обеспечить свой тыл с востока.

В результате Московией интересуются, пытаются завязать с ней отношения, вовлечь в какие-то коалиции даже независимо от активности ее правительства.

Уже в 1617 году Англия и Голландия посылают в Московию послов, выступают посредниками в заключении мира с Польшей и Швецией, они надеются на то, что Московия откроет им дорогу в Персию по Волге (а оттуда недалеко и до Индии…).

В августе 1621 году турецкий султан посылает в Москву посланника, грека Фому Кинтакузина. Султан Осман писал, что идет с войском на Речь Посполитую и зовет царя Михаила вместе воевать с Польшей. Мол, настал самый удобный момент для Московии отомстить полякам и закрепить дружбу с ним, с Османом. Султан обещал отдать Московии Смоленск и — весьма неопределенно — другие города. По его словам, он специально послал в Московию человека греческой веры, чтобы ему верили и «на султана были надежны». Интересно, что Константинопольский патриарх был на стороне султана, помогал Кинтакузину и хотел, чтобы Москва ударила на Речь Посполитую. Эх, христианские пастыри!