Поздняк еще откровеннее, чем Логинов, демонстрирует утвердившееся в его сознании негативное представление о науке как о чем-то лишнем и ненужном. Уже после рабфака, выбирая институт, он решительно отверг Ленинградский университет, поскольку там пришлось бы уйти в науку, а он хотел на производство. Завершив учебу в 1934 г., Поздняк стал инженером в московском отделении Гипроцветмета. Хоть ему и пришлось сидеть в проектном бюро, он, тем не менее, работал непосредственно над проектами новых заводов, строительство которых посещал и контролировал.

Яковлев тоже не мыслил себе инженерной деятельности, не связанной напрямую с самолетами. Его не устроило даже место в конструкторском бюро московского авиационного завода им. Менжинского, он боролся за то, чтобы самому работать на сборке, хотел «как следует изучить работу цехов, цеховое планирование, технологию, знание которых так ценно для конструктора». В конце концов он добился, чтобы его сделали прорабом. Яковлев строил самолеты еще со школы и считал это своим призванием. Помимо работы на заводе он начал сколачивать собственную маленькую, независимую конструкторскую группу, которая колдовала над новыми моделями самолетов в свободное время.

Эти трое инженеров остались в Москве, так что им не довелось познакомиться с условиями труда на стройке в провинции. А вот Е.Ф. Чалых, А.А. Гайлит и К.Д. Лаврененко прошли «крещение огнем» и вспоминают об этом с большим воодушевлением. Чалых, пожалуй, пишет о пережитом наиболее критично, тогда как обычно склонный к взвешенным суждениям Лаврененко проявляет исключительный энтузиазм. Чалых, один из немногих, рассказывает о принудительном распределении и об ужаснувших его поначалу условиях. Чтобы он как можно дольше оставался на рабочем месте, ему вместо диплома дали справку о том, что сам диплом он получит не раньше, чем через три года. После института Чалых в январе 1930 г. направили на завод «Электроугли» в Кудиново, где ему могли предложить только койку в общежитии. Первые четыре месяца он трудился рабочим в угольной шахте и помощником инженера. Сама работа не казалась ему тяжелой, но он с трудом переносил антисанитарию: «Работать приходилось с сажей, а она проникала во все поры и отмывалась с трудом. Я настолько пропитался смолой, вернее ее парами, что мое приближение определяли по запаху, когда я, едва открыв дверь, входил в квартиру. Прошло месяца четыре, а я все продолжал работать на своих машинах по производству угольной массы. Признаюсь, я очень переживал столь невысокую оценку своей профессиональности». Однако вскоре его сделали начальником цеха. Задним числом Чалых уверяет, что неопытному инженеру, никогда прежде на заводе не работавшему, полезно было познакомиться со всеми производственными процессами и атмосферой, царившей среди рабочих. В принципе он вспоминает о своих первых трудовых буднях как о хорошем, успешном времени и говорит, что «никогда не работал с такой легкостью и увлечением».

Деятельность Гайлита на строительстве первого советского алюминиевого завода в Волхове в 1929 г. также началась с малого: он и его сокурсники расчищали стройплощадку, выносили из старых заводских корпусов станки и т. д. Эту черную работу он описывает с большим энтузиазмом. Но скоро ему, так же как и Чалых, доверили инженерные задания. Восторг переполнял его: «Мне посчастливилось выплавлять первый советский промышленный алюминий».

Самым убежденным практиком показал себя Лаврененко, глубоко проникшийся отвращением к «замшелой» науке. Когда ему предложили поступить в аспирантуру, он наотрез отказался: «Нет! Быть незрелым передатчиком изложенного в сотнях книг, достигнутого за многие годы прошлого? Это не мой путь. Новое и свое! Новое и свое! Надо познавать самое современное, совершенное — ведущее за собой технику». Он, правда, согласился работать в НИИ по энергоснабжению промышленности при своем институте, но мечтал о другом. Во время учебы он проходил практику на Днепрострое и был настолько очарован этим творением инженерного искусства, что ему захотелось сменить специальность и стать гидростроителем, подобно главному инженеру Б.Е. Веденееву и начальнику строительства А.В. Винтеру: «Мы восхищались замечательной техникой и невиданной смелостью начальника Днепростроя Александра Васильевича Винтера и главного инженера Бориса Евгеньевича Веденеева. Каждому из нас хотелось быть такими же». Его НИИ в Киеве занимался энергоснабжением украинских сахарных и кожевенных заводов, а это не казалось ему достаточно важным делом и настоящим вызовом для инженера. Когда в середине 1932 г. туда явилась группа представителей Наркомтяжпрома набирать инженеров для уральских предприятий, Лаврененко «даже несколько неожиданно для себя» ткнул себя пальцем в грудь: «Вот первый кандидат!» Его неудержимо влекла теплоэлектростанция в Березниках в Пермской области (где работали А.П. Федосеев и его отец), монтаж которой только что закончился. На вопрос, не боится ли он мороза, Лаврененко ответил: «Я его люблю!» Как ни тяжело ему было расставаться с любимым Киевом, он непременно хотел присутствовать при установке в Березниках самых больших паровых котлов в Европе. По крайней мере там он хотел быть одним из первых, раз уж ему не удалось оказаться в рядах первопроходцев на Днепре. Именно рассказ Лаврененко, обычно сохраняющего достаточно критический тон, свидетельствует, что восторженный энтузиазм строительства, пылкое «Мы пойдем! Пишите нас!» — отнюдь не расхожий штамп.

Внял призыву вербовщиков и Д.И. Малиованов, хотя первое время по окончании института в 1935 г. у него были иные приоритеты: он поступил в аспирантуру, чтобы остаться рядом с женой (в 1934 г. любимая женщина наконец согласилась выйти за него замуж), которая еще училась. Однако в 1937 г. его институт посетил нарком тяжелой промышленности Л.М. Каганович (1893-1991) и призвал будущих ученых заняться практикой: «Сейчас все силы нужно бросить на строительство. Стране нужны уголь и инженеры. Вы молоды; я понимаю, что преподавателем стать проще, но вы должны понять и поступить как патриоты. Я призываю вас идти в угольную промышленность и занять там ведущие посты». Малиованов снова доказал свой прагматизм. Его совершенно очевидно обрадовало то, что партия в нем нуждается. В отличие от некоторых коллег, отправлявшихся на угольные шахты, словно в «ссылку», он охотно взял на себя новые ответственные задачи. Так же как Гайлит или Чалых, он чувствовал себя польщенным назначением на руководящую должность. Сначала он работал в тресте «Донбассуголь» заведующим производственно-распределительным отделом по Центральному району Донбасса, затем руководил комбинатом «Ростовуголь» в Белокалитинском районе. Г.В. Розанов единственный из всех инженеров, о которых здесь рассказывается, не пылал любовью к практике. Окончив университет в 1938 г. и, как лучший на курсе, получив право выбирать из нескольких предложенных мест, он отдал предпочтение лаборатории работе и стал заведующим центральной лабораторией антикоррозионной защиты на Саратовском комбайновом заводе, который как раз в тот момент реорганизовали в авиационный завод.

Женщины-инженеры, как и мужчины, с воодушевлением стремились в ряды практиков, но на пути к цели сталкивались совсем с иными проблемами. Об этих специфически женских проблемах в свое время писали и газеты. Т.Б. Кожевникову, окончившую Военно-воздушную академию зимой 1939-1940 гг., направили научной сотрудницей в московский НИИ: «Это назначение огорчило меня: мне так хотелось на аэродром, к самолетам. Об этом я просила при распределении. "Женщину на эксплуатацию? Да это невозможно!" — неизменно слышала я в ответ. "Почему?" — спрашивала с болью. "Нельзя!" — и все тут». Кожевникова не опустила рук и в конце концов добилась назначения инженером авиационной истребительной эскадрильи 45-го истребительного авиационного полка. Свою деятельность практика она защищала и в споре с коллегой, выговаривавшим ей: «Ведь ты могла бы работать в научно-исследовательском институте! Подумай только, чем ты здесь занимаешься! Не зря говорят, что работа техсостава на аэродроме сводится к поискам запчастей и масленым тряпкам». Но для Кожевниковой ее труд был овеян «дыханием поэзии». Т.В. Федоровой казалась прекрасной и совершенно естественной работа в шахтах Метростроя, и она вернулась в них инженером после окончания учебы в 1941 г. «…Женщины работали повсюду. Они добивались этого, считая себя обязанными делить все трудности наравне с мужчинами», — объясняет она.