— В этой фразе есть глубина, — сказал он. — Большой смысл в малой форме. Они кочевники?

— Вроде, да. А как вы узнали?

— Начало фразы: «На снегу…». Эти слова указывают на среду обитания. Как, например: «в городе все люди братья». Они не говорят о конкретном месте, они используют символическое обозначение. Открытое пространство, везде, где лежит снег. Ни лес, ни город.

— Может быть.

— Интересно и повторение — «люди-люди». Вы еще сталкивались с подобным?

— Я не слышал. С нами они мало разговаривали. К ним ходил наш главный.

— Одного слова «люди» им показалось недостаточно. Они используют повторение, чтобы отличить общее понятие от частного. Видимо, это повторение нужно понимать, как «все люди» — «люди вообще». Не удивлюсь, если они не употребляют числительные.

— Я и говорю — они примитивные.

— Язык определяется образом жизни, приспосабливается к нему, как животное приспосабливается к среде обитания. По тому, какие изменения происходят в нем, можно судить о развитии или, наоборот, деградации его носителей. В случае Пастушат, скорее всего, второй вариант. Язык упрощается. Из него уходят детали, уходит конкретика. Конец этой дороги — волчий вой.

— Кстати, они очень хорошо им подражают. Волкам.

Они помолчали. Ной подумал о том, как по разному люди ведут себя в неудобных ситуациях: кто-то замыкается и не говорит ни слова, кто-то, наоборот, трещит без умолку и смысла, сам он почти всегда погружается в бесполезные самокопания, а Гамов — начинает излагать свои идеи. Видимо, дело еще в том, что у него нет других слушателей, кроме Ноя. Никому не интересно, что он там думает о развитии языка или преподавании истории в Городе. Невысказанные слова копятся, а потом, в минуты душевного напряжения, когда контроль над ними ослабевает, они выплескиваются. Ни к селу, ни к городу.

Ной не любил пауз в разговоре, напряженных и беспомощных пауз, когда двое, сидя друг напротив друга, старательно смотрят в разные стороны и выглядят, как дураки. Он поискал вокруг глазами, и взгляд его коснулся книжных полок на стене.

— В городской библиотеке есть книга «Повелитель мух»? — спросил Ной.

Гамов оживился, перестал рассматривать свои ногти и подался вперед.

— Есть. Ты ее читал?

— Нет, но хотел бы. Мне хвалил эту книгу наставник из Лаборатории.

— Хм… Неожиданно.

Ной рассказал Гамову про блаженного Рувима, бескорыстного ученого и теоретика правильного отдыха. Выслушав его рассказ, Гамов кивнул и снова сложил руки пирамидкой. Ной откинулся в кресле и приготовился слушать.

— Удивительное дело, — начал Гамов. — За всю историю существования Города в нем не было написано ни одной художественной книги. Только справочники, руководства, учебники — то, что нужно для дела.

— Не до того было, — предположил Ной. — В Городе слишком много дел и слишком мало времени.

— Нет. Не в этом причина. Всегда было много дел, но люди писали. Произошло какое-то качественное изменение в нас. Я думаю, это ощущение будущего. Оно умерло. Мы все живем настоящим моментом, планируем только насущные дела. Мы не заглядываем вперед, это нам даже не приходит в голову. А любая настоящая книга направлена в будущее. Каждая из них заглядывает немного дальше, а все вместе они создают эволюцию человеческой культуры. Вся художественная литература, какая есть в Городе, написана еще до Армагеддона. Это книги, написанные мертвецами. А какое дело мертвецу до нас? До нашей жизни, до нашей цели, какая бы она не была? Будущее, жившее в их книгах, давно умерло. Его там нет. Я глубоко убежден в том, что лишь тогда, когда у Города появится будущее, что-то там — вдалеке, какая-то цель, тогда появится и новая литература.

— А я думаю, что все гораздо проще, — сказал Ной. Эти слова прозвучали неожиданно даже для него самого. Он не планировал вступать в спор с Гамовым. — Думаю, что нас просто слишком мало. Нужно какое-то минимальное количество людей, чтобы среди них родился писатель.

Гамов удивленно вскинул брови и открыл рот, но сказать ничего не успел. В прихожей скрипнула дверь, и послышались шаги.

— Я дома! — крикнула Лайла.

Гамов закрыл рот и встал. Ной последовал его примеру.

— Ной! — воскликнула Лайла. — Как хорошо, что ты пришел! Ты давно ждешь?

— Нет. Не очень.

Лайла сняла шубу, подпархнула к отцу и поцеловала его в щеку.

— Я смотрю, вы говорили о чем-то важном, — сказала она, заметив выражение на лице Гамова.

— Да.

— И что ты скажешь, папа? Ты дашь нам свое родительское благословение?

Лайла вдруг сразу посерьезнела и напряглась. Отец не улыбался, он выглядел задумчивым и даже грустным. Он молчал несколько долгих секунд, потом вдруг встрепенулся и собрался, глубокая полоса, пересекшая его лоб снизу вверх, разгладилась.

— Да. Я дам вам свое благословление. Только предупредите заранее, когда оно понадобится.

Лайла расслабилась и заулыбалась.

— Спасибо, папа! Оно нужно сейчас. Мне.

Она стянула ботинки и взяла Ноя за руку.

— А сейчас я похищаю этого молодого человека. Нам нужно кое-что обсудить.

— Давайте.

Лайла увела Ноя к себе, а Гамов остался в прихожей. Он простоял там несколько минут, не двигаясь и ничего не говоря. Потом выключил свет и вернулся в кабинет.

— Как дела с Лабораторией? — спросила Лайла, по-кошачьи вытянувшись на диване. — Рассказывай все в подробностях.

Ной уселся рядом и принялся рассказывать. Он говорил не без лицемерной гордости, ему нравилось соответствовать ожиданием Лайлы. Это давало чувство собственной значимости, пусть и взращенное на пустом месте — слишком легко и без усилий давалось ему то, за что другие должны были бороться.

— Он заботится о тебе, как о сыне, — заметила Лайла. — У Декера есть дети?

— Да. И как раз сын. Примерно одного со мной возраста.

— Это странно. Чем он занимается?

Ной брезгливо пожал плечами.

— Ничем. Прожигает жизнь.

— Может быть, папа хочет, чтобы перед его глазами появился пример — ты? Хочет вызвать ревность, чтобы направить сына на путь истинный?

— Вряд ли. Симон Декер чихать хотел на примеры.

— Люди меняются, тем более, когда чувствуют опасность потерять то, что считали своим по праву.

— Симон ничего не теряет. Адам Декер не предложил мне ничего особенного.

— Он демонстрирует свое благоволение к тебе. Одно это уже дорогого стоит. Но меня беспокоит то, что у вас с Симоном могут сложиться натянутые отношения.

— Они итак натянутые.

— Это беспредметно. А теперь появится повод.