Мальчик поднялся на цыпочки на крошечном островке посреди улицы. По обе стороны от него рокоча катилась толпа. Тинка нигде не было видно. Джаннер хотел позвать братишку, но боялся привлечь к себе лишнее внимание.

И тут голова Тинка мелькнула над толпой, под навесом лодочного сарая на другой стороне улицы. Стиснув зубы, Джаннер дождался просвета и бросился через дорогу. Дважды он чуть не упал. Он ещё не успел добраться до лодочного сарая, как вокруг вдруг образовалась пустота, и в нос ему ударила нестерпимая вонь. Не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что поблизости появился тролль. Джаннер опустил голову и полез дальше.

Тинк стоял на бочонке и круглыми глазами смотрел на плетущегося мимо тролля. Побагровевшие дагтаунцы давили друг друга, спасаясь от вони. Тролль шагал, покручивая на верёвке дубинку. Вид у него был довольный, как у сытого младенца, подбородок блестел от слюны.

– Не делай так больше! – прошипел Джаннер, сдёрнув брата с бочонка за шиворот.

– Не делать чего? – спросил Тинк, вырвался и сердито взглянул на Джаннера.

– Нам нужно держаться вместе. Не успели мы перейти через улицу, как я тебя потерял! Единственный способ добраться до норы – не расставаться.

– Да ладно, мы же оба знаем, где она, – горячо возразил Тинк, выпрямляясь в полный рост и оказавшись на голову ниже брата. – Я, как и ты, прекрасно слышал указания Мак-Хиггинса. Или ты думаешь, мне не хватит ума найти тайник в одиночку?

– Мой долг – защищать тебя.

– А если я не хочу, чтобы меня защищали?

– Ничего не поделаешь. Я Хранитель трона, а ты король. Вот и всё. Я обязан доставить тебя целым и невредимым в Ледяные прерии.

– А если я не хочу в Ледяные прерии? Если я хочу домой?

– Ты сошёл с ума? – спросил Джаннер. – Мы не можем вернуться! И потом, Глибвуд никогда не был нашим настоящим домом. Наш дом – Анниера, а ты – король.

Тинк вздохнул и отвернулся, что-то бормоча.

– Что ты сказал? – поинтересовался Джаннер.

– Ничего.

– Тинк, что ты сказал?!

Тинк устремил на брата испепеляющий взгляд:

– Я сказал, что не желаю быть королём. И не зови меня больше Тинком. Я Кальмар.

Толпа катилась мимо, не обращая никакого внимания на двух мальчиков, спорящих под навесом лодочного сарая.

Джаннер понизил голос:

– Хорошо, Кальмар. Мне всё равно, хочешь ты быть королём или нет. Я Хранитель трона, и сейчас мы с тобой пойдём в нору. Если не хочешь быть королём, скажи это маме или дедушке.

У Тинка вспыхнули глаза. Мальчик нахмурился – такое выражение лица Джаннер видел у брата, только когда они боролись или играли в «корабли и акулы». Когда Тинк оказывался загнан в угол и обездвижен. Тогда он приходил в ужас – и в ярость.

И тут младший брат сказал то, что ранило Джаннера до глубины души:

– Плевать я на вас на всех хотел. Мне ничего не нужно. Отстань!

И убежал.

34

Глаза в темноте

Джаннер, словно окаменев, смотрел на то место, где только что стоял Тинк. Он покрылся липким потом и внезапно понял, что остался один.

И дело было не только в том, что Тинк сбежал – хотя это так взбесило Джаннера, что он искренне захотел двинуть брату в нос, – дело было ещё и в том, что Тинк его бросил.

Людская река словно стала шире, быстрее и враждебнее. Нора, в которой, как отчаянно надеялся Джаннер, ждали родные, показалась мальчику невероятно далёкой, такой же недостижимой, как луна.

Почему Тинк – Джаннер отказывался даже мысленно называть его Кальмаром – так поступил? Конечно, братишку изрядно смущала мысль, что он король, но вот к такому повороту Джаннер был не готов. Может, Тинк решил таким образом доказать старшему брату, что он уже взрослый? Джаннер много раз думал о Тинке плохо – и ошибался. Конечно, он излишне давил на него – но взять и сбежать…

«Ну и ладно, – с горечью подумал Джаннер. – Пусть сам ищет дорогу в укрытие».

Укрепившись духом, он нагнул голову и нырнул в бешеный поток транспорта и пешеходов на Набережной улице.

Он спотыкался, прыгал и подныривал, одновременно разглядывая названия на указателях, висящих над бессчётной толпой. Рончи сказал: если повернуть налево, на проезд Кремпо, а потом направо, в Пахотный переулок, в конце концов снова выйдешь на Набережную. Это был лучший способ обойти самое людное и опасное место – причал, откуда Клыки переправлялись на пароме в Торборо.

По пути Джаннер, вытягивая шею и вертя головой во все стороны, высматривал Тинка, но братишка исчез бесследно. В этом хаосе было трудно найти кого угодно, а уж тем более маленького вёрткого мальчика. Джаннер многое собирался ему сказать, когда они вернутся целыми и невредимыми в убежище.

Его мысли прервал очередной указатель: проезд Кремпо. На столбе сидела ворона. Джаннер протиснулся между рыбаками, белошвейками и ослами, тянущими гружённые рыбой повозки, и, с трудом переводя дух, остановился возле поворота.

Дверь у него за спиной распахнулась, и вышли четверо Клыков. Смеясь, они шаткой походкой спустились с крыльца прямо на тротуар, где стоял Джаннер. Мальчик замер, глядя в землю. Клыки, рыгая и хохоча, прошли мимо и растворились в толпе. Джаннер бегом миновал магазин, где продавались рыбацкие сети, повернул за угол и нырнул в переулок. Проезд Кремпо тянулся от реки, уходя в недра Дагтауна.

Хоть Джаннер и злился на Тинка, он надеялся нагнать его здесь. Он внушил себе, что прежде всего беспокоится о безопасности брата, но Джаннер боялся ещё и за себя и старался не думать, что будет, если он заблудится в лабиринте улиц.

Какая-то добродушная на вид женщина с корзиной шла по улице навстречу Джаннеру.

– Простите, мэм, – робко сказал он, – я ищу брата. Вы не встречали маленького мальчика, чуть ниже меня…

Женщина грустно взглянула на него, молча прошла мимо и скрылась в многолюдье Набережной улицы. И так было со всеми, кого встречал Джаннер. Они печально смотрели на него и, не говоря ни слова, шли дальше.

Миновав несколько переулков – грязных, застроенных неприглядными серыми домами, вроде того, куда их привёл тайный ход накануне ночью, он наконец, мысленно поблагодарив Рончи Мак-Хиггинса, увидел на указателе «Переулок Пахотный».

Улица тянулась в обе стороны – серая, замусоренная, с клохчущими курами и валяющимися черепками и старыми досками. Жилых домов здесь не было – только заброшенные лачуги с выбитыми стёклами; двери и те давно растащили. За спиной у Джаннера вдоль Кремпо в унылом молчании ходили люди, однако