Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она ввинтила свой большой палец мне между рёбрами так, что я вскрикнул, — я задел её за живое.
— Увидимся сегодня вечером? — спросил я.
— Хорошо! Я за тобой зайду.
После обеда я встретил в медитационном зале Тони.
— А, это ты, — сказал он. — Надеюсь, ты доволен и счастлив. Как дела?
Я сказал:
— Мистер Руссель! Я полностью восстановлен.
— Вот и прекрасно! — сказал он. — Дух и тело снова в согласии между собой!
— На все сто процентов, сэр!
— В заключение твоего лечения я хотел бы тебе кое-что подарить, — сказал он и зачитал мне вслух из книги: — «Речь идёт не о жизни или смерти, а о выздоровлении: любовь и счастье — вот тот опыт, по которому тоскует ваше сердце, ведь только истинно любящие достигают пути к новому сознанию».
— Хм…
— Тео, мы не одни.
— Да. Известно.
— Мы окружены множеством миров, которые взаимообусловлены. Если в третьем измерении, в котором мы живём, взрываются атомные бомбы, от этого неизбежно страдают и другие миры: царство снов, царство мёртвых, камней и звёзд.
— Да. Это я понимаю.
— А поскольку наше положение в космосе постоянно меняется, как на игровом поле, — наша планета, так сказать, сёрфинговая доска, — то мы иногда оказываемся вблизи излучений из центра галактики, где любовь сильнее всего.
— Да.
— Тео, воспользуйся и ты единственным шансом! Осознанно переживи свой новый возрастной этап!
— Всё понятно. Я постараюсь!
— Всегда рад буду тебя видеть. Двери моего Центра всегда открыты для тебя, — сказал он в заключение.
— Сперва я должен накопить денег, тогда приеду снова, — соврал я.
Я записал эту беседу с мистером Русселем в длинный список потерь и ситуационно обусловленных промахов и сказал «до свидания». В общем и целом он не намного отличался от моих давних учителей истории из Бискупца, которые каждую зиму терроризировали нас Октябрьской революцией 1917 года
Я отправился гулять и бесцельно бродил по улицам Банфа ещё несколько часов. Я дал себя соблазнить одному бару, в котором играла рок-группа. Но музыка оказалась непереносимой. На обратном пути я угодил в объятия Чака. Он был подвыпивши.
— Откуда ты здесь взялся? — спросил Чак. — Что, твоим занятиям пришёл конец? Она тебя больше не хочет?
— Я больше не потерплю эти идиотские приколы, — ответил я.
— О-ля-ля! — сказал он. — Наш Тео тяжело влюблён и при этом забыл, что он кое-чем обязан своему другу. Если бы не я, ты и сейчас ещё сидел бы в своей норе, оплакивал Агнес и предавался сжигающим мозги фильмам ужасов. Кто вытащил тебя из твоей депрессии, кто таскал тебя по ночным клубам — может, твой дядя?
Я попытался его успокоить, дать ему понять, что я чувствую к Джанис нечто большее, чем просто симпатия.
— Я не хочу от неё просто секса. Это не из тех дешёвых номеров, которые длятся одну ночь!
— Расскажи это своему парикмахеру, но не мне! — ответил Чак.
Мы отправились назад, к Центру. «Вольво» стоял, уже готовый к отъезду, забитый нашими чемоданами. Дядя Джимми забрал из вагончика все бытовые приборы — холодильник, плиту, даже раковину — и завернул в старые тряпки телевизор и радио.
Бэбифейс помогал ему всё разместить. Теперь оба стояли и любовались сделанным.
— Привет! — крикнул Чак. — Что тут происходит?
— Хай, дядя!
— Этот знахарь Руссель, — сказал дядя, — не должен думать, что он может делать с нами всё что захочет только потому, что он учёный.
Бэбифейс сказал:
— Джимми! В любом случае он дал твоему племяннику орлиное зрение: теперь Тео снова сможет различать красивое и уродливое, мудрое и глупое, как солома. Хорошая дочь эта Джанис!
— Краснокожий! Ты сам не знаешь, что несёшь! Руссель не шаман, а психолог, а они специально учатся манипулировать людьми. Ты ведь слышал, небось, о промывании мозгов?
— Не-е, — сказал Бэбифейс.
В эту минуту появилась Джанис.
— На помощь! — крикнул Джимми. — К нам сюда идёт медсестра!
Бэбифейс не преувеличивал, она была высший класс. И Чак тоже был прав.
— Добрый вечер, мистер Коронко! — сказала она.
— Хэлло, Джанис! — осклабился Чак.
— Теофил! Ты договорился о встрече? — спросил мой дядя. — Самое позднее в одиннадцать ты должен быть снова здесь, иначе мы уедем без тебя!
— Не надо паники, мистер Коронко! Тео вернётся вовремя, — сказала она.
— Рандеву под луной? — разглагольствовал Чак. — Тео, почему бы вам не сыграть на твоей гитаре?
— Ах нет! — отказалась Джанис. — Хотя очень находчиво с твоей стороны, Чак!
Я порылся в «вольво». Моя гитара лежала на заднем сиденье. Я взял пару аккордов — она звучала деревянно и бессильно; я настроил её, повесил за спину и сказал:
— Пойдём отсюда!
Мы направились в сторону неоновых огней Банфа, как ночные мотыльки. В одном баре, который знала Джанис, она, к моему удивлению, заказала себе «Маргариту»; я попросил пиво, и мы сели в сторонке. Через какое-то время пришёл бармен, этакий шкаф в рубашке лесоруба.
— «Маргарита», как обычно! — сказал он и поставил перед ней напиток.
— Спасибо, Ленни!
Он брякнул бутылку у меня перед носом, пивная пена выплеснулась на стол.
— Упс! — простонал Ленни, вытер лужу тряпкой и удалился.
— Какие здесь милые люди! — сказал я. — По - настоящему земные.
— Ленни — парень в полном порядке!
— Ты давно его знаешь?
— Если бы Тони узнал, что я здесь бываю, ему бы стало дурно. Время от времени я нуждаюсь в контрастной программе. Ленни для этого идеально подходит.
— Мисс Руссель ведёт двойную жизнь — такого я и предположить не мог.
— Будь готов к некоторым неприятностям! — сказала Джанис. — На четвёртой ступени сознания кое-что происходит.
Мы пригубили наши напитки.
— Эй, гитарист! — внезапно послышался бас Ленни со стороны стойки. — Ты просто так таскаешь с собой свою балалайку или нет? Как насчёт Хэнка Уильямса?
— Он у меня не из самых любимых, но пойдёт! Я встал и взял возле бара круглый стул. Песня не длилась и пяти минут, но пришлась кстати. Люди свистели и издавали ободряющие крики, когда я закончил; только Джанис безмолвствовала. Нам здесь больше нечего было делать.
Мы торопились назад, домой. Луна слепила нас, как фара мотоцикла.
— В это время медитационные ванны, как правило, пусты, — произнесла Джанис.