Коул почувствовал, как его сердце замерло и почти остановилось.

– И этот человек Джеймс?

– Да.

Коул взял руки Дженет в свои и слегка сжал их.

– Я понимаю, тот случай на озере Серпентайн очень напугал вас, миледи, да и история с собакой расстроила. Но не думаю, что это свидетельствует о том, что кто-то пытается убить ваших детей, – сказал Коул и сам же почувствовал прозвучавшую в его голосе неуверенность.

А Дженет слегка дрожащим голосом произнесла именно те слова, которые Коул так боялся услышать:

– Таких происшествий можно насчитать с полдюжины, они не могут быть случайными, хотя мне очень хотелось бы так думать. Вот уже несколько месяцев я живу в постоянном страхе.

– Что это за происшествия? – Коул сильнее сжал ладони Дженет. – Почему вы мне ничего не рассказывали?

– А почему я сейчас говорю о них? По-моему, это более резонный вопрос.

– Потому что, как бы вы ни относились ко мне, в душе вы уверены – я никогда не причиню зла вашим детям, – тихо ответил Коул. – Я никогда не стану на сторону Джеймса против вас. Дженет, скажите, что верите мне.

– Да, верю. – Маркиза тяжело вздохнула. – И если хотите, я все вам расскажу. Расскажу, что за жизнь была у моих детей в этом доме после смерти их отца. Но, боюсь, вы посчитаете меня сумасшедшей. Самым ужасным был случай, когда кто-то пытался застрелить Стюарта.

– Кто-то стрелял в Стюарта? – изумился Коул, чувствуя, как ледяной страх сковывает его сердце.

– Да, – прошептала Дженет. – Это случилось по моей вине, я решила спрятать их в моем доме, в Килдерморе. В Лондоне все время происходило что-то странное, и я подумала, что в Шотландии нам ничто не будет угрожать. А теперь я понимаю, что дети всю дорогу подвергались опасности, пока не укрылись за стенами замка.

Коул почувствовал, что кровь отхлынула от его лица.

– Что-то я не понимаю вас, Дженет. Вы хотите сказать, что Стюарта пытались застрелить по пути в Шотландию?

– Нет. – Дженет помотала головой, словно хотела привести в порядок свои мысли. – В него стреляли через две недели после нашего приезда. Мы с мальчиками отправились на верховую прогулку, а когда доехали до леса, Стюарт попросил у меня мою лошадь. Ему надоело все время ездить на пони, а моя старушка Хитер очень послушная, поэтому я и уступила ее Стюарту. А через четверть мили прогремел выстрел. С меня слетела шляпа, и я свалилась на землю. Слава Богу, с пони падать невысоко, я повредила только лодыжку.

– Может, это стрелял браконьер, – предположил Коул, – на охоте всякое бывает.

– Нет, – решительно возразила Дженет. – Кто-то стрелял прямо в пони Стюарта... И вот тогда я вспомнила, как у кареты сломалось колесо. Это произошло милях в десяти от деревни. Дэвид, скакавший на лошади позади кареты, вовремя заметил, что колесо вот-вот отлетит. Он тогда еще сказал, что нам повезло, последствия могли бы быть трагическими.

– Значит, кто-то намеренно испортил колесо? – спросил Коул, стараясь не обращать внимания на то, что Дженет упомянула имя Делакорта.

Дженет пожала плечами.

– Сейчас я думаю, что так оно и было. Кузнец сказал, что болты были развинчены, но тогда мне так хотелось поскорее добраться до Килдермора, что я не стала подробно его расспрашивать.

– Вы рассказали кому-нибудь об этом?

– Нет. Я просто не знала, кому доверять. Ведь семейство покойного мужа жаждало отправить меня на виселицу за убийство. Но вот сейчас я рассказываю вам обо всем. Наверное, у меня действительно что-то с головой...

Коул почувствовал, что Дженет на грани очередной истерики.

– Уже очень поздно, – успокаивающим голосом сказал он. – Мы все равно не решим сегодня эту ужасную проблему. Вам надо отдохнуть. А завтра вы прикажете Дональдсону нанять охранников. Сейчас много безработных солдат, и Дональдсон сумеет отобрать среди них надежных людей.

– Очень хорошо, – прошептала Дженет, – я скажу ему. – В ее голосе звучали истерические нотки, и Коулу стало стыдно за то, что он устроил ей этот допрос.

В наступившей тишине Коул помог женщине подняться на ноги, при этом покрывало соскользнуло с ее плеч. Коул не стал его поднимать, ему хотелось продлить удовольствие от прикосновения к Дженет.

– Я сожалею о том, что произошло здесь раньше между нами, – прошептал Коул.

– А я... я не знаю, сожалею я или нет, – призналась Дженет тоже шепотом.

Коул сделал вид, что не расслышал ее слов.

– Мое поведение было недопустимым. Но я благодарен вам за то, что вы откровенно рассказали мне о своих несчастьях. Уверяю вас, вы всегда можете рассчитывать на мою помощь.

– Значит, вы мне поверили? – с надеждой в голосе спросила Дженет.

– Да, поверил. И прошу вас не сомневаться, я сделаю все, что в моих силах, чтобы обеспечить безопасность ваших детей.

– Спасибо. И вот еще что, Коул...

– Да?

– Простите меня за то, что я... напала на вас. Коул успокаивающе улыбнулся:

– О, мне приходилось оказываться в ситуациях похлеще!

Дженет кивнула и повернулась, чтобы уйти.

– Дженет!

Возглас Коула заставил ее обернуться.

– Да?

– А вы когда-нибудь любили своего мужа? – Вовсе не этот вопрос хотел задать Коул, он вырвался у него непроизвольно.

Дженет покачала головой:

– Нет.

– Мне очень жаль.

– Мне тоже.

Коул осторожно вывел Дженет из комнаты. А затем, стоя на пороге, наблюдал, как бледное пятно ее ночной рубашки движется по слабо освещенному коридору и дальше вниз по лестнице. Тут часы в нижнем холле пробили три часа ночи, а Коул все стоял и стоял, устремив взгляд туда, где скрылась Дженет. Он понимал, что после этой странной ночи, проведенной вместе с маркизой Мерсер, его жизнь уже никогда не будет прежней.

Дженет поднялась очень рано. В семь часов она уже расхаживала по кухне, разливала чай и поджаривала хлеб. Расставив фаянсовые тарелки, Дженет отряхнула крошки с рук и, нахмурившись, посмотрела под кухонный стол.

– Достаточно, Роберт! – предупредила она. – Нанна говорит, что Жулика надо кормить часто, но понемногу.

Роберт, склонившийся над собакой, посмотрел на мать.

– Но, мама, он такой голодный. Взгляни на его печальные глаза! Мне кажется, он ужасно проголодался. – В подтверждение этих слов Жулик два раза слабо вильнул хвостом.

Дженет, упершись руками в бока, тяжело вздохнула. Стюарт наклонился к брату, забрал у него миску с жидкой овсянкой и поставил ее на полку.

– Мама права, Робин. Вспомни, как ему было плохо вчера вечером. У него еще очень слабый желудок.