Впервые этих двух людей судьба свела в конце апреля сорок пятого в Берлине, когда войска Красной армии штурмовали город. Тогда, раненому Гарднеру унести ноги из Берлина помог Бредли, в то время — обер-лейтенант Кесслер. Гарднер уходил к американцам, и уходил он не с пустыми руками; он прихватил с собой шифры, агентурные списки по Европе, Советскому Союзу и США, финансовые документы по некоторым вкладам в швейцарских банках. Бредли узнал об этом случайно, от следователя Пакстона, который вел его дело тогда, в сорок пятом. То, какие именно документы прихватил с собой Гарднер, Бредли узнал много позже, когда стал иметь доступ в секретные секторы архивов ЦРУ.

Вторично они встретились в конце пятьдесят третьего в Нью-Йорке. Гарднер с партнершей, некоей Эльзой, выполнял секретную миссию по линии организации, расположенной в Латинской Америке. Та встреча была крайне нежелательна для обоих и закончилась она драматично. Гарднер решил ликвидировать Бредли, но тот, разгадав его план, с помощью Марты и Людвига опередил его. В развязке той встречи напарница Гарднера погибла, сам же он, как оказалось, выжил.

Эта была их третья встреча.

— Удивлены?

Бредли был не «удивлен» — поражен. Какой по счету сюрприз за этот вечер преподнес ему Гелен, Бредли уже не знал.

То, что Гарднер выжил, — не страшно. Проблема заключалась в другом. Тогда, перед его «смертью», Бредли дал Гарднеру под запись один адрес и тем самым «втер» его в свою комбинацию, и та комбинация сработала удачно. Однако раз Гарднер выжил, его по поводу той записи — Бредли в этом не сомневался, слишком значимой была та комбинация — расспрашивали агенты ФБР. Что отвечал им Гарднер, как он смог выпутаться тогда и не засветить его, этот вопрос сейчас для Бредли был первостепенным. А то, что он его не засветил, сомнений не вызывало, иначе Бредли был бы арестован в течение часа еще тогда, в декабре пятьдесят третьего.

И как Гарднер преподнес ту историю Гелену, это тоже был очень важный момент. Что-то во всем этом не состыковывалось, не сходилось; не должен был сидеть здесь Бредли, раз Гарднер остался жив. И уж тем более, не должен был Гелен идти на его вербовку или в крайнем случае сделать это он должен был совсем иначе, не через Марту.

Все это необходимо выяснить незамедлительно, но как это сделать, Бредли не знал; ему нужно было выиграть время.

Бредли не ответил, он встал, принес второй стакан и плеснул в оба коньяку.

— Серьезная работа ведется на трезвую голову, а я до вас уже выпил, так что если нет безотлагательных вопросов, все — завтра.

— А сегодня что? Устроим вечер встречи старых друзей?

— Хороши друзья… — Бредли запнулся; Гарднер вдруг сделал предостерегающий жест и, приложив палец к губам, глазами показал на несуществующие отдушины. Красноречивей не скажешь, загадочней — тоже. Бредли удивленно посмотрел на Гарднера, однако, игру принял: кивнул и продолжил, изменив концовку фразы. — Ни разу друг друга не поздравили с Рождеством. Назовем это — вечер воспоминаний и вопросов, так будет точнее.

— У вас есть ко мне вопросы? — Гарднер взял стакан и стал нюхать коньяк, тихонько побалтывая им.

— А у вас ко мне нет?

Гарднер пожал плечами:

— Сами же сказали: все, что касается предстоящей работы, — завтра.

— Все, что касается предстоящей работы, сегодня меня и не интересует. Меня интересует, сколько времени я здесь пробуду, как зовут ту фрау, которая сегодня меня обслуживала, и как мне называть вас.

Гарднер усмехнулся, но ответил вполне серьезно:

— Вы пробудете здесь трое суток, господин Тауберг. Я живу под своим именем — Вилли Гарднер. А на счет фрау… Знаете что, знакомьтесь с ней сами. Все то время, пока вы будете здесь жить, она тоже будет находиться в этом здании. Где находятся кнопки вызова, знаете?

— Знаю, но сегодня на ту кнопку я нажму вряд ли. За встречу?

Они сидели сорок минут; пили часто, но понемногу; оба оставались трезвыми. Весь разговор свелся к воспоминаниям о первой их встрече, их прорыву к американцам и о том, каким чудом они оба остались живы. Об их встрече в Нью-Йорке Гарднер даже не заикнулся.

— Послушайте, Вилли, — слегка заплетающимся языком сказал Бредли; видимость опьянения соблюсти было необходимо. — Сегодня, когда мы сюда приехали, генерал настоятельно рекомендовал мне не покидать этого номера. Секретность и все такое… Это все понятно. Но вместе с вами и в вашем-то присутствии мы можем выйти прогуляться? Хочу подышать свежим воздухом перед сном. А то, что наш разговор на улице не попадет на пленку, — допустил Бредли «нетрезвую оплошность», — не беда. У вас ведь наверняка есть либо диктофон, либо потом суть разговора вы подробно изложите в рапорте шефу.

Бредли с нетерпением выждал время, когда он смог наконец задать этот вопрос. Задай он его раньше, это могло вызвать подозрение. Не у Гарднера, у Гелена.

— Диктофона у меня нет, — с подкупающей честностью признался Гарднер. — А о сути разговора я доложу, если меня о ней спросят, или если я посчитаю, что она будет представлять интерес… как вы говорите, шефу. Кстати, впредь прошу вас называть генерала Гелена — Доктор. Таково его требование ко всем.

На улице было свежо, пахло влагой; садовник поливал лужайку и стриженые кусты акаций три раза в день; вечерний полив прошел час назад, еще мокрые асфальтированные дорожки отражали свет фонарей на столбиках. Были эти фонари небольшие, столбики — чуть выше двух метров, какие-то сказочные, нереальные.

У Бредли всплыл вдруг из глубин памяти давний эпизод, как однажды, еще до войны, они с Дашей гуляли по ночной Москве. Ночь тогда была душной, безветренной; гроза началась внезапно, с яркого зигзага в полнеба, и удара — до содрогания земли — грома. Ливень пошел сразу, крупными каплями; воздух стал густым, с запахом пыли. Асфальт тогда тоже отражал свет уличных фонарей. После дневного зноя и ночной духоты они тогда намеренно промокли до нитки и были счастливы. «В каком же году это было, в сорок первом? Нет, пожалуй, еще в сороковом… Как давно… как во сне…»

— Я не знаю, как, но я уверен: это все вы… Вы подстроили ту аварию, — с тихой яростью говорил Гарднер. — И втянули меня в какую-то свою махинацию.

— Зачем бы я сел с вами в машину? И как я вас мог «втянуть в махинацию», если наша встреча произошла внезапно. Кстати, по вашей же милости; это ведь вы подошли ко мне в ресторане, не я к вам.

— Да, да… Все правильно… Этими вопросами вы рубите меня под корень, потому что я сам не могу найти на них ответы.

— Хватит психовать, Гарднер. Не для того я вас вытащил на улицу. Или рассказывайте, или давайте вернемся в номер.

Они сидели на деревянном диванчике с гнутой спинкой около особняка; здесь говорить можно; прослушивающих устройств не было. В свете фонаря Бредли незаметно разглядел шрам на шее у Гарднера. Это был след от вилочки для рыбы, которой Бредли бил Гарднеру в сонную артерию.

— А что рассказывать? После встречи с вами в Нью-Йорке моя жизнь разделилась на две части: до… и после… Я помню, как мы с вами сели в машину, Эльза села за руль, как мы ехали за вашей Мартой. Потом удар… и все… Провал. Очнулся я уже в каком-то госпитале. Доктора колдовали надо мной основательно, сделали восемь операций; с того света вытащили… Вот только память они не смогли мне вернуть. Это выяснилось, когда начались допросы.