— Ну вот мы и на месте. Проходите, господин Тауберг. — Доктор распахнул дверь и, продолжая подобострастно улыбаться, сделал приглашающий жест рукой. — Обед вам сейчас подадут. Ужин можете заказать уже на свой вкус.

— А что, здесь кроме нас есть еще кто-то? — Бредли вошел, по-хозяйски прошелся по номеру, сумку небрежно бросил в одно из кресел, плащ повесил в плательный шкаф, заглянул в холодильник; агрегат был заполнен продуктами, фруктами, овощами и зеленю. — А то у меня сложилось впечатление, что данная обитель необитаема; мы не повстречали еще ни одной живой души.

— Разумеется, мы здесь не одни. Обслуживающий персонал весь на месте, — не оценил шутку Бредли доктор. — Если вам что-то понадобится, можете вызвать горничную. Вот здесь и здесь находятся кнопки вызова, — показал он под столешницу журнального столика и на спинку кровати. — Надеюсь, пребыванием у нас вы останетесь довольны. А теперь, разрешите откланяться, наша миссия на этом закончена.

Уже у двери доктор обернулся и проговорил извиняющимся тоном:

— Да, господин Тауберг, у меня к вам одна только просьба: не покидайте, пожалуйста, пределов этого дома, да и этого номера тоже, хорошо? Видите ли, специфика деятельности нашего учреждения несколько секретна… Впрочем, как и вашего… Поэтому вы должны меня понять…

— А что, если я надумаю… ну, скажем, прогуляться перед сном, мне не позволят беспрепятственно это сделать?

— Нет, конечно, но нам бы не хотелось…

— Я вас понял, доктор Шнейдер, — перебил его Бредли. — Я обещаю выполнить эту вашу просьбу. Без сопровождающего и если меня не побудят к этому чрезвычайные обстоятельства, я из этого номера не выйду.

Через минуту после ухода «приятелей» в дверь деликатно постучали.

— Входите, открыто, — громко отозвался Бредли.

В номер вошла женщина лет тридцати пяти в строгом темном платье, в маленьком белоснежном переднике и высокой и тоже белоснежной накрахмаленной пилотке на голове. Перед собой она катила тележку с обеденным сервизом.

— Ваш обед, господин Тауберг, — сделав легкий книксен, не проговорила, пропела она и стала переставлять приборы с тележки на обеденный стол. — Могу я поинтересоваться, что вам приготовить на ужин?

— Приготовьте мне ужин на свое усмотрение, — ответил Бредли, внимательно рассматривая ее. — Если ваш вкус мне понравится, я предложу вам руку и сердце.

Женщина не ответила ничего, лишь чуть улыбнулась. Закончив с сервировкой стола, спросила:

— Какие-нибудь просьбы, господин Тауберг?

— А просьбы какого характера вы принимаете?

— Просьбы могут быть любого характера, но не все они выполнимы.

«Молодец, хорошо ответила, — мысленно похвалил ее Бредли. — Не удивлюсь, если окажется, что она умеет владеть оружием».

— В таком случае, если позволите, пару вопросов.

Женщина стояла и молча, с интересом смотрела на него.

— Первое: это подлинники? — кивнул Бредли на картины.

— В живописи я разбираюсь так же, как и вы, господин Тауберг, но не думаю, чтобы из музеев с завоеванных германской армией территорий вывозились копии.

«И опять хорошо… Нить разговора у нее, хоть она и сказала-то всего пару слов».

— И второе: как ваше имя?

— Я не уточняла у своего руководства, каким именем мне следует вам представляться. Извините меня, господин Тауберг.

— А кто ваше руководство?

— Это уже третий вопрос, а вы просили разрешения только на два. Приятного аппетита, господин Тауберг. — Она улыбнулась, вновь сделала книксен и удалилась.

За обедом Бредли слушал клавесинную музыку Баха; выбор пластинок был большой, он выбрал свою любимую запись.

Доктор Шнайдер пришел вечером, сразу после ужина; в руках он держал тонкую кожаную папку. Изменения, как в манере поведения доктора, так и в его облике, Бредли заметил сразу и без труда. Никакой растительности на лице доктора не было: ни бородки, ни усиков. О том, что они были накладными, Бредли понял по легкой небритости на лице доктора. «Значит, брился утром; если бы усы и бородку сбрил после нашего приезда, чисто выбритым было бы все лицо, — догадался Бредли. — И держишь ты себя совсем по-иному: взгляд спокойный, проницательный; от заискивающей улыбки не осталось и следа. Так держат себя только уверенные в себе люди, наделенные властью. Отсюда — вывод: ты такой же доктор Шнайдер, как я — Тауберг. Да, собственно, и Бредли — тоже».

— Как отдохнули? — спросил доктор, проходя в номер и по-хозяйски устраиваясь в одном из кресел.

— Вы знаете, неплохо. Говорят: на новом месте — плохой сон. Я после обеда уснул сразу и спал как младенец. Ваши камеры наверняка это сняли.

— Это говорит о том, что у вас или крепкие нервы, или… чистая совесть, — проговорил «гость», «пропустив» последнюю фразу мимо ушей.

— Или и то, и другое. — Бредли закинул ногу на ногу, показывая своим видом, что внимательно слушать он готов.

— Ну что ж, прежде чем мы начнем нашу беседу, — после небольшой паузы медленно заговорил доктор, — я хотел бы уточнить одну деталь.

Он вновь помолчал и внимательно посмотрел на Бредли:

— Вести с кем бы то ни было какой-то диалог обезличенно, я не привык, поэтому скажите, как все-таки мне вас называть? Господин Тауберг, мистер Бредли или мне называть вас все же вашем настоящим именем?

Такой вопрос Бредли насторожил.

— Что вы имеете в виду под «настоящим именем»?

— Обер-лейтенант Кесслер.

Это был удар, которого Бредли не ожидал. Под этим именем — по легенде — он, советский разведчик Сергей Озеров, в мае сорок пятого начал свое внедрение в разведслужбы США. Мало того, Бредли был уверен в том, что людей, знавших его под этим именем, давно уже нет в живых: ни в советской разведке, ни тех, кто с ним пересекался тогда, в Германии; разве что медсестра Паола, которая ухаживала за ним.

Доктор поднялся, принес из бара бутылку с коньяком, налил полстакана и подал его Бредли:

— Выпейте. Пейте, пейте… Вы очень бледны. Может быть, позвать врача?

Бредли отрицательно мотнул головой, залпом выпил, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. «Неужели он решился на вербовку? Рискованный шаг с его стороны, — автоматически начал просчитывать Бредли. — Чтобы пойти на такой шаг, нужно иметь козырь, и причем весомый. Если вербовка не удастся, о ней узнает Даллес, а он этого ему не простит. Возни у себя за спиной не потерпит. Значит, мне надо сделать так, чтобы вербовка удалась. Но как?..»

— Не надо врача; вы же сам — доктор; вон какое хорошее лекарство мне дали. — Бредли слабо усмехнулся и открыл глаза; «гость» все еще стоял рядом и смотрел на него. — Обер-лейтенант Кесслер погиб в мае сорок пятого в Германии, — проговорил Бредли после небольшой паузы. — Об этом должны быть соответствующие документы… господин генерал.