— Ты некрофилка? — улыбнулся он, и мне стало противно самой себя — наивная дурочка, ничему меня жизнь не научила… Я презрительно скривилась, глядя в лицо того, кто может смеяться в ответ на признание, попрать святое для любого нормального человека, осквернить память погибшего. Нет, он не был своим, он не ведал братства обожженных войной, тех, кто гнил и погибал в Афгане, делился одной папиросой на двоих, пятерых, а заодно патронами и мечтами. И смертью. И жизнью.

Я направила оружие в живот насмешника, но рука мужчины успела зажать мое запястье, отстраняя оружие:

— Предохранитель, — прошептал, глядя мне в глаза с каким-то жутким, больным и выжидательным прищуром. Испугал? Нет, дурочку нашел — а то я не посмотрела, снят предохранитель или нет.

— Угу, — бросила, отворачиваясь и делая вид, что сдаюсь. Но как только он немного ослабил хватку и внимание, дернула его на себя, направляя пистолет ему в бок.

Увы, силы неравны. Мужчина оказался сильней и, зажав мою руку, развернул ее ко мне, направляя ствол в мою грудь, и замер, чем сильно меня разозлил. Я ждала, что он наконец спустит курок и все закончится, но он лишь смотрел мне в глаза, словно тоже чего-то ожидал, и была в них такая лютая тоска, что впору было пожалеть его, погладить по голове.

Но я не стану.

— А теперь нажми курок. Научить, как? — прошипела в лицо, жалея, что не могу большего — пристрелить его, например. Он не испугался, не растерялся — смотрел и явно жалел меня. — С таким взглядом не убивают, с таким взглядом милостыню подают. Так подай, нажми курок! Нет?

— Нет, — он приставил пистолет к моему виску, дернув руку. — Так лучше, знакомо, да? А теперь жми! Распишись в собственном бессилии, наплюй на родных! Тебе будет больно миг, а им всю оставшуюся жизнь!

О чем он говорит? Откуда столько ярости и боли в его голосе?

А может, сомневается, думает, блефую? Жаль, сил не хватит справиться с ним и повернуть оружие, но ладно.

Я разозлилась и нажала на курок. Сухой щелчок и тишина. Минута, другая — глаза в глаза, и слов нет, и мыслей — пелена, прострация, сквозь которую с трудом пробирается понимание — меня разыгрывают!

Его рука отпустила мою.

Я вытащила обойму из пистолета — пуста.

Что это такое?

Что за…?! — уставилась опять на киллера. Хоть бы пошевелился, вздохнул, моргнул, возмутился! А он только разглядывал меня и молчал.

— Что это значит? Как это понимать?

— Заряженное оружие и ты — вещи не совместимые.

Я осела на свое сиденье и, не глядя, уронила пистолет ему на руку. Щелчок — обойма вошла на место.

— Кто ты?

Молчание. Беретта ушла в кобуру под мышку.

— Ответьте! По какому праву вы украли меня, везете Бог знает куда, шантажируете дочерью, ведете себя, как террорист?! Зачем топчете душу?! Кто вы такой?! Что вам надо?!.. Отдайте телефон. Сейчас же! Ну! — протянула ладонь, требуя вернуть собственность. А что еще я могу, а что еще придет в голову?

Мужчина посмотрел на меня, как на ребенка:

— Скажешь, как закончится истерика?

— Истерика?.. — У меня не было слов от возмущения. А потом дошло — как же я забыла?! — Ты же садист.

— Не больше, чем ты.

— А кто? Как все это называется?! Курьер? Доставка «живого товара»?.. Ну, да, зачем тебе оружие? Обученный, накачанный. Профи. Руками убьешь, любыми подручными средствами…

— Да, но не тебя. Я не киллер, и ты это знаешь.

— А кто?

— Подумай.

Я думала. Я честно думала минут пять, хмуро разглядывая мужчину, а потом спросила:

— Сколько тебе лет?

— Сорок.

Шутит? Я могла ошибиться на два года, но на десять?

Пластика лица?

— Включи свет.

— Зачем?

— Включи!

Он включил. Я уставилась в его лицо, пристально разглядывая каждую черточку. Я и боялась, и мечтала найти то, что ищу. Но чудес не бывает. И дело не в том, что у Павлика не было шрама над бровью, мелких точечных рубцов, идущих от уха к шее — у него был другой нос, другой подбородок.

Я качнула головой, умиляясь самой себе — откуда же столько романтических иллюзий?

Мне срочно требовался глоток свежего воздуха.

— Открой дверцу.

— Зачем?

— Открой!

На удивление, он послушался.

Я вышла из машины. Сгребла ладонью снег и умыла лицо, прогоняя последние ненужные эмоции, и поняла что к чему. Постояла, глотая морозный, пробирающий до костей воздух, и вернулась в машину. Сейчас я вам устрою!

— Что, герой-любовник? Как же ты, подполковник, на такую аферу согласился? Маруся — женщина с фантазией, но ты-то? На что купился? Гонорар? Острые ощущения?..

Мужчина вернул сиденья в нормальное положение и завел машину. Она плавно тронулась с места.

— Куда? А как же потрахаться? Ты же за это получил деньги? А красивый спектакль! Я в восторге, незабываемые ощущения! Ты по сценарию нашей фантазерки должен был постепенно проникнуться жалостью к своей жертве, обаять, влюбить, превратившись из зверя в домашнее животное?

Он молчал, и это меня бесило, мысль же о Марусе просто выводила из себя — я бы сейчас с удовольствием придушила подружку! Подарочек она мне сделала! Встряхнула старушку! Да я чуть не умерла от страха!! Веселушка-проказница, ее польскую пани маму! Сваха! Да я поседела за двое суток!

Озабоченная! И ведь хватило на такое ума!

— Нет, мы куда едем? Алло?! Где обаяние и бездна вашего шарма? Сводить с ума не надо, это в том отделении было. Успешно, надо отметить. Так за мной еще никто не ухаживал!.. Как насчет финала?! Вы ж меня влюбить в себя должны — начинайте!

Напряжение последних суток схлынуло, и я заработала шикарную эйфорию, которая, ударив в голову, звала на подвиги. Тем более я понимала — после нее меня уже не собрать. Финиш.

Ну спасибо, подруга!..

А ведь, правда, искренне — спасибо.

И глубоко вздохнув, прикрыла ладонью глаза, и подумала: ни один разумный человек, не то что профессионал, не станет участвовать в подобной истории, если не будет крупно заинтересован. Значит, еще не все закончилось, и этот самый интерес может всплыть в любую минуту. А еще я поняла, что нужно иметь значительный крен в голове, чтоб выдать такое, со знанием дела наступая мне на «мозоль» — для этого нужно пройти и пережить то же, что пережила и прошла я.

Мне стало стыдно, что я позволила себе расслабиться и выплеснуть эмоции.

— Извини, — сбавила тон почти до шепота.

— Ничего.

— Я просто в шоке и… не знаю даже, что сказать.