Через некоторое время оба полковника уехали. К вечеру я получил остатки консервов и сахара. Алексеев успел израсходовать 1 килограмм сахара и 5 банок консервов. Я записал ему в книжку о денежном довольствии 10 000 рублей, а потом выгнал его ППЖ и санитара. Таким образом, четвертый по счету начальник штаба 2-й стрелковой дивизии полковник Алексеев находился в должности всего 2 месяца и 20 дней.

Вновь назначенный начальник штаба полковник Туртян И. М. рассказал, что стал невольным свидетелем мордобоя, который Алексеев учинил над своим ординарцем. Этот факт, возможно, во всей Советской Армии был единственным.

Впрочем, мы немного отвлеклись, вернемся к событиям середины февраля 1944 г. 11 февраля дивизии наконец, удалось оседлать дорогу, и мы продвинулись вперед. 12 февраля нашими войсками был с боем взят г. Луга.

В том бою ранило начальника связи 13-го стрелкового полка Стяжкина М.Н. Распрощавшись со Стяжкиным, я побежал догонять своих. Ночь, темень, метет снег, переходя по льду реку, я провалился в прорубь. Из нее меня вытащили какие-то солдаты. По счастью, неподалеку находилась подвода батальона связи, а в ней оказалась пара чистого сухого белья и сапоги. Тут же, на берегу, я был переодет в сухое белье. Гимнастерку, брюки и шинель отжали, но через несколько минут шинель стала топорщиться, как еловая кора. Кое-как добежали до ближайшего домика, где жили старик со старухой. Я забрался на русскую печь, а мое обмундирование старики сложили в печь, к утру все высохло.

Следует отметить, что стиль руководства дивизией у Перевозникова был совсем другой, чем у его предшественника. Если раньше командные пункты перемещались вслед за войсками без всякой рекогносцировки и подготовки, что объяснялось слабой подготовкой офицерского состава штаба 2-й стрелковой дивизии, то теперь таким переходам стали уделять большое внимание, и результаты не замедлили сказаться. Изменился и характер работы связистов. Перевозников обращал особое внимание на работу связи и без радиостанции не делал и шагу.

На четвертый день своего пребывания в дивизии полковник Перевозников лично проверил работу головного взвода связи лейтенанта Дзыбы А.К. Побеседовал с бойцами, выявил действительное положение вещей, а по результатам проверки принял решение прекратить наводку линий на марше и высоко оценил боевую работу головного взвода. Весь личный состав взвода был представлен к правительственным наградам.

16 февраля дивизия вошла в состав 112-го корпуса 8-й армии Ленинградского фронта. Бои чередовались с маршами. Противник, боясь окружения, часто не принимал боя и спешно отходил на ранее подготовленные позиции. В итоге, не выдерживая натиска наших войск, сдавал одну позицию за другой. Отступая, фашисты сжигали все населенные пункты, поэтому узлы связи приходилось оборудовать в башнях, амбарах, конюшнях и погребах.

В ходе этого наступления у нас случилось трагическое происшествие. Командир взвода лейтенант Моисеев с двумя солдатами наводил связь в полку тяжелых орудий РГК. Под утро он звонит мне и просит, чтобы ему прислали смену, так как все его люди заболели. Меня это встревожило, уж больно подозрительно показалось, что три человека заболели в одночасье. Выделив новых людей и подводу, сам я верхом направился в расположение этого полка. Въезжая в деревню, обратил внимание на то, что около орудий не было охраны. Разыскал Моисеева, выяснилось, что артиллеристы нашли две бочки спирта и угостили связистов, выделив им от широкой души два котелка спирта на троих. На беду, спирт оказался метиловым. Один из наших солдат по фамилии Мокроусов ушел в медсанбат, где и скончался. А Моисеева и второго солдата выходила военфельдшер Вера Твердохлебова, по счастью, у нее оказалось сливочное масло. Массовое отравление случилось до прибытия в батальон нового военфельдшера, весь личный состав артполка погиб.

На обратном пути заехал в медсанбат соседней дивизии, куда свезли отравившихся солдат. Медсанбат расположился в крестьянских избах; на полу, на соломе вповалку лежали мертвые и живые артиллеристы. Живые просили написать семьям погибших. Собрал около трех десятков адресов и отправил по ним письма, не указав причины смерти. После этого подошел к братским могилам. Похоронная команда свозила к ним трупы и сразу же хоронила их. Обнаружилось, что по чьей-то халатности награды и документы умерших остались у них в карманах и могли пропасть бесследно. Я арестовал начальника похоронной команды, лейтенанта, и доставил его в штаб дивизии, а команде приказал приостановить захоронение. Штаб дивизии навел порядок, но ведь по недосмотру медсанбата и похоронной команды у нас опять могли появиться без вести пропавшие.

Размещаясь в освобожденных населенных пунктах, я настойчиво рекомендовал своим подчиненным выбирать для постоя самые невзрачные дома, бани и погреба, так как все более или менее приличные дома немцы, уходя, минировали. Как оказалось, эта предосторожность была не напрасной. В конце февраля штаб дивизии располагался на ночлег в одной из занятых накануне деревень. Штабники разместились на окраине в невзрачных домиках, батальон связи с радиостанцией РСБ тоже подыскал себе соответствующие помещения. А шестеро радистов, прибывшие на грузовике чуть позже, решили шикануть и, пренебрегая опасностью, поехали к зданию школы. Не доезжая до школы, машина подорвалась на мине. К счастью, люди отделались легким испугом и царапинами, а вот автомобиль разнесло вдребезги.

Я бросился к месту происшествия, как вдруг услышал крик саперов: «Стой на месте!» Глянул себе под ноги и обомлел, стою я на противотанковой мине, а вокруг меня из снега торчат колпачки взрывателей мин. Несмотря на мороз, мне сразу стало жарко. Спасибо саперам, они быстро разобрались с минами, хотя работы у них было много. А зайди мы в школу раньше, вряд ли бы кто уцелел. Зато после этого случая осмотрительность у моих связистов была на высоте.

3 марта 2-я стрелковая дивизия вышла на берег Чудского озера, к истоку реки Нарва, мы вступали в пределы Эстонской ССР. Дивизии был дан кратковременный отдых, войска расположились на склоне в лесу.

На перекрестке дорог рос ельник, в этом месте решили организовать пункт сбора донесений (ПСД). Рядовые Андрей Потахов и Таксис Г. А. начали валить лес, чтобы сделать сруб в три ряда, а затем поставить палатку. Сам я направился в штаб дивизии.

Когда возвращался из штаба, фашисты начали артобстрел ельника. Первый снаряд разорвался метрах в 400 от ПСД, второй — в 200 метрах. Я приказал своим людям укрыться, а сам бросился в сторону, заметил в снегу какую то выемку, в нее и упал. В небе кружил корректировщик, поэтому огонь вражеской артиллерии был очень точен. Снаряды рвались тесным кольцом вокруг меня, комья мерзлой земли били по спине. Я еще успел подумать, что, если на меня упадет елка, то ее сучья пронзят меня насквозь. Но в этот момент одна из глыб крепко ударила по голове, и я потерял сознание.

Когда противник прекратил огонь, связисты бросились искать наши трупы, они были уверены, что под таким огнем в живых не остался никто. Первого нашли меня, откопали. Я пришел в себя, все тело ныло от ударов комьями мерзлой земли. Поиски Потахова и Таксис были более продолжительными, так как весь ельник был перекопан снарядами. По счастью, они тоже остались живы и даже почти не пострадали. Когда начался артналет, эта пара, не мудрствуя лукаво, просто легла вдоль сруба, это их и спасло. Падающие елки заживо похоронили бойцов, но в то же время прикрыли их от ударов комьями земли, а сруб предохранил от осколков. Связисты извлекли их из-под елок целыми и невредимыми, а счастливые улыбки на их лицах успокоили всех, кто собирался нас хоронить.