6 ноября нашу дивизию сняли с переднего края и отвели в тыл. По приказу командующего 42-й армией началось ее переформирование. Связано оно было с тем, что 2-я стрелковая дивизия изымалась из состава армии. Собственно, это было даже не переформирование, а форменное раздевание — в полках и батальонах оставили лишь штабы, а личный состав, до командиров рот включительно, передавался в другие части армии. Из специализированных подразделений: связисты, саперы и разведчики — изымалось 60 % рядового и сержантского состава.

Раздевание дивизии было самым удручающим моментом за все время ее существования. Командиры рот и взводов просили меня лично назначать людей на отчисление, но я не мог этого сделать по той простой причине, что командир взвода лучше меня знал личные и боевые качества каждого бойца. В то же время для самих командиров отдавать своих людей было все равно что резать по живому.

Начальник штаба 192-го батальона связи Дзыба А.К. купил у латыша барана и устроил прощание со своим бывшим взводом. А командир дивизии Перевозников М.И. при прощании с разведчиками прослезился.

В таком общипанном виде 2-ю стрелковую дивизию перебросили в Польшу. Новое командование обратило внимание на этот возмутительный факт. Из Москвы прибыла комиссия для его расследования, однако результаты этого расследования мне неизвестны.

В начале декабря 1944 г. 2-я стрелковая дивизия прибыла в Польшу и была сосредоточена в районе г. Белосток. Как выяснилось позже, в этом районе Польши проживало много бывших белогвардейских офицеров, бежавших из России в 1918–1920 гг.

Дивизия вошла в состав 81-го стрелкового корпуса (командующий генерал-лейтенант Захаров), 50-й армии (командующий генерал-лейтенант Озеров Ф. П.), 2-го Белорусского фронта под командованием маршала Рокоссовского К. К. Кроме нашей дивизии в состав корпуса входили 307-я и 343-я стрелковые дивизии.

Началось комплектование дивизии личным составом, оружием и техникой. Личный состав пополнялся в основном 17-летними призывниками, эти молодые необстрелянные юнцы в военной форме вызывали жалость. Частично поступили молдаване, ранее служившие в румынской армии. Сразу же начались занятия по боевой и политической подготовке.

Из поступившей техники новинкой были телефонные аппараты ТАИ-43. Они были гораздо лучше по слышимости, чем американские в кожаных футлярах и немецкие в пластмассовых футлярах, но сильно проигрывали внешне. Наши аппараты поступали в еловых ящиках, слегка окрашенных в зеленый цвет. Война, ничего не скажешь.

Батальон связи разместился в небольшой польской деревеньке, жителей которой пришлось временно уплотнить. Однако никакой неприязни или недоброжелательства со стороны жителей не было. Очень много сделал для нас солтус (старшина или председатель сельсовета), вот жаль, забылась его фамилия.

По прибытии в деревню первой нашей заботой стало сооружение бани. В деревне бань не было, местное население мылось дома в больших деревянных лоханях. Нам такое мытье не подходило, поэтому пришлось для бани рубить сосновый лес, росший недалеко от деревни. Узнав о наших планах, поляки забеспокоились. Оказывается, то был панский лес и, если пан вернется, то он взыщет с нас его стоимость. Но мы не нуждались в согласии пана, а жителям было сказано, что этот лес теперь не панский, а крестьянский, и пана здесь больше не будет. Эти заявления встречались благосклонно, но все же вера во всемогущество пана не могла так быстро уйти, ведь веками сидели на шее крестьян эти паны.

Лес рубился, и строилась баня. Через три дня она была готова. После помывки личного состава батальона я предложил солтусу перемыть всех жителей деревни. Выделил для этой цели мыло, отличное хозяйственное мыло, не чета немецкому пескообразному. Поляки, которые за годы войны успели позабыть цвет и качество настоящего мыла, сердечно благодарили нас за эту роскошь.

Деревня, в которой располагался батальон, стояла несколько в стороне от большой дороги, однако время было военное, и в деревню вполне могли попасть случайные прохожие или нежелательные элементы. Поэтому, считая себя начальником гарнизона, я принял решение закрыть свободный доступ в деревню и выставил постоянные посты с обоих концов поселка. Жители постепенно приучились получать пропуска для въезда в деревню. Никто не спрашивал их, куда и по каким делам они отлучаются из деревни. Это мероприятие в скором времени полякам понравилось, так как в отличие от других мест в нашей деревне никаких ЧП не было. К сожалению, в тех местах, где дислоцировались стрелковые полки, ЧП были не редкостью, случались и эксцессы в отношении местного населения. Поляки, выезжающие к родственникам в другие поселки, хорошо знали об этом.

Мы провели соответствующую разъяснительную работу с личным составом батальона, запретили ему брать что-либо без спроса у хозяев, брать в долг или покупать на советскую валюту. Эта мера оправдала себя и позволила сохранить нормальные взаимоотношения с местным населением.

29 декабря хозяин дома, в котором я находился на постое, сообщил, что на улице меня ждут жители деревни. Я предложил им зайти в дом, но хозяин сказал, что они этого сделать не могут. Выхожу на крыльцо, перед домом стоят восемь человек поляков во главе с солтусом. Увидев меня, они сняли шапки и поклонились мне в пояс. Чего-чего, но такого номера я никак не ожидал! Меня аж в жар бросило, повеяло такой допотопной древностью, что в душе все перевернулось. Но я быстро сообразил, что эти люди просто привыкли ломать шапку перед начальством, ведь Польша — буржуазное государство, и простонародье всегда находилось под властью пресловутых панов-помещиков.

Солтус объявил цель визита: в связи с приближающимся новым 1945 годом жители деревни решили в знак уважения к Советской Армии, за тактичность советских солдат и отсутствие ЧП с благодарностью преподнести им свой скромный подарок. Подарок лежал рядом: две свиных туши, десятка три куриных тушек и несколько посудин с самогоном. Сердечно поблагодарив за внимание и подарок, я в категорической форме отказался от него, но солтус и поляки были непреклонны, пришлось уступить и принять подарок на склад батальона.

В свою очередь спросил солтуса, может ли он для встречи Нового года выделить в своем доме две комнаты. Ответ солтуса был потрясающим: «Я, моя семья и весь дом в вашем полном распоряжении!» После такого душевного жеста попросил всех присутствующих мужчин принять совместно с нами участие во встрече Нового года. Потом дал задание солтусу подобрать для участия в празднике на его усмотрение гостей, особенно молодых женщин и девушек. Следует отметить, в деревне совсем не было молодых мужчин и мальчиков-подростков, все они были угнаны в Германию.

К вечеру того же дня прибыла автолавка военторга, в которой был спирт-ректификат. Офицеры батальона, узнав о подарке поляков и моей договоренности с солтусом, взялись обеспечить праздничное торжество всем необходимым.

На встречу нового 1945 года мы пригласили все командование дивизии. Комдив Перевозников выделил нам начальника штаба полковника Турьяна и начальника связи майора Куликова, асам, сердечно поблагодарив, отказался. Сказал, что нельзя никого обижать, и что вместе с Кустовым и другими работниками штаба они встретят Новый год в других частях дивизии.