— Оп! — сказал Стивен.

— Эй, Стив, — мистер Шарп ткнул его в бок своей бутылкой, — аккуратнее надо! Это ведь живительная влага, разве мыслимо хоть каплю пролить, а? Даром что у тебя день рождения, — захохотал мистер Шарп.

Стивен тоже вежливо посмеялся и поднялся со скамейки. У него даже заболел живот. Он с трудом сделал шаг вперед — и угодил правой ногой в пластиковый пакет, в котором мистер Шарп принес купленные бутылки и сигареты.

— Стоять! — весело закричал ему мистер Шарп и вытянул вперед руку, словно готовясь его подхватить.

— Я в гальюн, — сказал Стивен, хлопнул мистера Шарпа по вытянутой руке и нетвердой походкой отправился дальше.

— Эй, Стив, отлей там за двоих, — закричал ему вслед мистер Шарп, давясь от хохота; Стивен еще раз вежливо посмеялся.

Самочувствие у него было вполне приличное, и живот болел, в общем-то, не сильно — ну вроде как аппендицит или что-нибудь такое. Просто скрючило в три погибели. К счастью, до будки общественного туалета было совсем близко.

Зайдя за дверь с буквой «М», он от души, не торопясь, справил малую нужду и испытал невероятное блаженство. Да, он понимал, что напился, но, по крайней мере, его не мутило. И вообще, самочувствие было отменное. Хорошо, когда есть с кем поговорить, когда собеседник тебя понимает. Повезло, что он познакомился с мистером Шарпом. Стивен медленно и тщательно причесался. Жаль только, что негде вымыть руки, они стали какими-то липкими, но это не страшно. Чтобы просветлело в голове, он несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул.

Выйдя из туалета, он уперся взглядом в кафе «У Джима», расположенное через дорогу. Ему пришло в голову угостить мистера Шарпа обедом. Это было бы здорово. Стивен слегка качнулся и пошел тем же путем через сквер. В сквере околачивалось немало праздношатающихся личностей, некоторые выглядели совсем нищими и опустившимися; Грауту стало их жалко.

Когда он добрался до скамьи, мистера Шарпа на прежнем месте не оказалось.

Стивен стоял, покачиваясь, и внимательно изучал пустую скамью. Вначале он усомнился, туда ли пришел. И действительно, его любимой синей каски нигде не было видно, а ведь он повесил ее на спинку скамьи. Пластиковый пакет вместе со всем содержимым тоже пропал. Стивен был заинтригован. Он принялся разглядывать другие скамьи, стоявшие поблизости. На них расположились какие-то бродяги. Граут почесал голову. Что могло случиться? Может, это все-таки не та скамья, может, он пошел не в ту сторону? Но нет, земля была усыпана серым пеплом, а под скамьей, у бордюра между асфальтом и газоном, валялась пустая бутылка из-под сидра. Его собственная недопитая бутылка исчезла.

Он огляделся. По Эссекс-роуд с ревом неслись машины; от красных автобусов, снующих по Аппер-стрит, мельтешило в глазах. Что же все-таки произошло? Не иначе как мистера Шарпа замели полицейские, приняв его за бродягу. Оставалось только надеяться, что к его исчезновению не приложили руку Мучители: это было бы слишком явно, против всяких правил. Неужели сыграло свою роль то, что он и мистер Шарп успели сдружиться?

Стивен все крутил головой, ожидая увидеть, как мистер Шарп машет ему рукой с другой скамейки, зовет допить сидр, успокаивает. Скорее всего, мистер Шарп пересел в другое место. Наверняка так оно и было. Стивен оглядел все скамьи без исключения, но увидел только нищих и бомжей. Может, это они чего сотворили с мистером Шарпом?

Нет, все-таки здесь не обошлось без Мучителей. Это их подлая уловка, типичная подначка. Стивен не думал, что здесь замешаны евреи, хотя мистер Шарп сказал бы именно так. Это Мучители. Он еще до них доберется. Размотает клубок прямо сейчас.

Граут подошел к бродяге, оказавшемуся ближе всех. Это был неопрятный патлатый старик, который спал на траве, окружив себя полиэтиленовыми мешками.

— Что случилось с моим другом? — напрямую спросил Граут.

Бродяга открыл глаза. Его лицо казалось черным от загара и грязи.

— Кабы знатье, сынок, — отозвался он.

Проклятье! Пьяный шотландец, сообразил Граут.

— Что здесь произошло? — настойчиво повторил он.

— Чой-то, сынок? — Шотландец попытался приподняться с газона, но не смог. — Чесслово, ниче не видел. Задремал, чесслово. Добра вашего я не трогал, сынок. Собак-то на меня не спускай. Чесслово. А спать имею право, вот так-то, сынок. Я по миру изрядно поколесил, сынок, даже за кордоном бывал.

Граут не совсем понял, что стоит за последним заявлением, и только покачал головой.

— Вы уверены, что здесь ничего не. произошло? — спросил он, тщательно выговаривая слова, чтобы показать этому пьяному шотландцу, как разговаривают приличные люди. Однако в его голосе прозвучала скрытая угроза. — Абсолютно уверены?

— Говорю тебе, сынок, — ответил шотландец, — вздремнул я тут малость. Мое дело сторона.

Теперь он вполне проснулся и делал немалые усилия, чтобы говорить разборчиво. Граут решил, что старик и вправду ничего не знает. Сокрушенно вздыхая, он вернулся все к той же скамье и опять стал озираться вокруг.

Со стороны Аппер-стрит ему помахал какой-то бомж, развалившийся на скамье. Граут направился к нему. Этот был еще дряхлее и грязнее, чем шотландец, кемаривший на газоне в окружении своих мешков. Куда же подевались опрятные люди? — подумал Граут.

— Дружка ишшете, мыстер?

Час от часу не легче! Ирландец! Какого рожна им всем тут надо? Куда же подевались англичане?

— Да, я разыскиваю своего друга, — с холодным достоинством ответил Стивен.

Ирландец кивком указал на вершину треугольника, ограниченного газонами, в сторону автобусной остановки на Аппер-стрит.

— Вон туда потопал. И пожитки прихватил, — сообщил ирландец.

Граут был озадачен.

— Зачем? Когда? — Он снова почесал в затылке. Ирландец только покачал головой:

— Мне-то откуда знать, мыстер. Только вы отошли — вскочил да и с глаз долой; я-то себе думал, может, повздорили, всяко бывает.

— А моя каска... — спохватился Граут, все еще не в состоянии постичь мотивы действий мистера Шарпа.

— Синяя-то? — уточнил ирландец. — Да он ее в пакет засунул.

— Мне... — запнулся Граут и медленно побрел в том направлении, которое указал ирландец.

Он вышел из сквера, подождал, пока схлынет поток транспорта, потом пересек Аппер-стрит и зашагал по проезжей части, не поднимаясь на тротуар, потому что боялся, как бы сверху что-нибудь не свалилось ему на голову именно в тот момент, когда он оказался без каски. Изнутри его стало разъедать отвратительное, тошнотворное, болезненное чувство; точно так же он чувствовал себя когда-то в детском доме, когда всех ребят, с которыми он подружился, отдали на усыновление или перевели в другие места, — всех, кроме него; точно то же самое он испытал и в Борнмуте, когда потерялся во время прогулки. Не может быть, чтобы со мной произошла такая неприятность, да еще в день рождения, думал он. Только бы не в день рождения.