Поскольку на приисках не было ни шерифов, ни полиции, ни судьи, поддерживавших порядок, населению приходилось вершить правосудие самостоятельно. Тогда единственной целью суда Линча было поддержание покоя добропорядочных граждан и устрашение опасных людей. К сожалению, стремительность, с которой вершился суд, возможно, приводила к ошибкам, впрочем, г-н Сент-Аман убеждает нас в том, что при вынесении на его глазах приговоров «ни один обвиняемый не заявлял о своей невиновности… Никто не проклинал судей, и все выказывали удивительное смирение перед единодушным принятием приговора. Я не думаю, что в Калифорнии была когда-нибудь допущена судебная ошибка, которую следовало бы обжаловать»(15).

Отрадно, но это вовсе не исключает того, что строгость наказания часто была несоразмерна содеянному. Закон приисков был жесток. Одно дело повесить опасного преступника, совсем другое — арестовать виновного в краже лошади или мула, или просто в проникшего в палатку золотоискателя. Но что поражает, так это животное наслаждение этих людей жестокостью приговоров, ведь всех провинившихся приговаривали только к повешению. Нравы золотоискателей были так же суровы, как и условия их жизни. По установленному ими «кодексу», обычно одинаковому для всех приисков, обвиняемых в так называемых «золотоискательских» преступлениях наказывали кнутом. «От 50 до 100 ударов кожаным кнутом по голой спине, — рассказывает золотоискатель Джеймс X. Керсон. — Если преступление состояло в краже лошадей, мулов, быков или большого количества золота, преступника всегда приговаривали к смерти»(16). Иногда виновному отрезали уши и брили наголо голову. Очарование жестокости? Равнодушие к ней? Но кто отвел бы взгляд от мученика?

В 1848 году Бейар Тейлор восхищался тем, что в этой обширной дикой стране, населенной всего 100 тысячами жителей, не знавшей ни закона, ни правил, не имевшей ни гражданской, ни военной защиты, ни замков на дверях, за которыми подчас были несметные богатства, преступность практически отсутствовала. «Аргонавты» обычно считали, что порядок сохранялся благодаря «примерным» наказаниям убийц и воров. Порой, сожалея о жестокости кнута, они считали его применение необходимым, поскольку в отсутствии тюрем трудно было найти более действенные меры. «Я не сторонник подмены закона самосудом, — говорит Керсон, — но те, кому известен благотворный эффект суда Линча в 1849-м и комитета бдительности в 1851 году, согласится со мной в том, что только их учреждение спасло Калифорнию, когда она была на пороге бойни и резни, которых никогда раньше не знал мир»(17). Это, разумеется, преувеличение, но то, что деятельность народных судов сдерживала бандитизм и коррупцию, было фактом.

Однако, несмотря на страх перед судом Линча, число преступлений, совершенных в 1850 и 1851 годах, было таким большим, что Уолтер Перкинс писал из Соноры: «Мой дневник по стилю становится похожим на "Ньюгейт Кэлиндер"[34]. Одного взгляда на газеты того времени достаточно, чтобы заметить — речь в них шла только об убийствах, насилии и резне. В период с 1849 по 1854 год калифорнийцы израсходовали 6 миллионов долларов на финские ножи и пистолеты, и в официальных отчетах зафиксировано 2400 убийств, 1400 самоубийств и 10 тысяч "случайных смертей"»(19).

Линчевание продолжалось. Приговоры, порой поспешные, выносившиеся с пристрастием, приводились в исполнение если не извращенными способами, то по меньшей мере варварскими. Особенно возмутительны были праздничные гулянья, сопровождавшие некоторые казни через повешение. Так, в Рич Бар на глазах у потрясенной ужасом Дэйм Ширли одного шведа, приговоренного «советом золотоискателей» к смерти, привели под дерево, чтобы повесить на суку. Казнь взбудоражила всю округу, и по этому случаю пьяницы разграбили салун. Толпа «смеялась и кричала, как если бы речь шла о зрелище, устроенном специально для развлечения». В голову одному из пропойц пришла ужасная мысль: пока осужденный молился, он подошел к нему, вложил ему в руку засаленную тряпку и, икая, велел взять его «носовой платок». Если осужденный невиновен, он должен «выпустить платок из рук, как только окажется в воздухе, но если виновен, то не давать ему упасть ни в коем случае»(20).

В Уайрике одного француза, посаженного в тюрьму за убийство, вытащили из тюрьмы тремя десятками бесноватых молодчиков, которые усадили его на лошадь, накинули на шею петлю и привязали другой конец веревки к дереву. Но узел веревки соскользнул, и наполовину задушенный француз с вылезшими из орбит глазами принялся глухо хрипеть. «Тогда трое зрителей повисли на его ногах, а еще один — на плечах. Несчастный умирал под всеобщий хохот»(21).

В лагере золотоискателей «Драй Диггингс», что в центре «Мазер Лоуд», зрелище для публики устроил сам осужденный. Этого человека, ирландского преступника по имени Ричард Кроун, привели под смоковницу, чтобы повесить. При подготовке к казни обнаружилось, что нет лестницы, чтобы привязать веревку к достаточно высокому суку. Ну и что! На шею осужденному надели петлю и предложили самому влезть на дерево, «как влезают обезьяны». Тот согласился, потребовав сигару — «настоящую гаванскую». Взобравшись на сук, он закрепил веревку, попросил слова и принялся рассказывать свою биографию со всеми ужасающими подробностями, его слушали так, как «слушали бы чтение главы из какой-нибудь непристойной книги на вечерней посиделке. Все смеялись до упаду. Никто и не подумал оплакивать ни тело, ни душу несчастного». Когда он закончил свой рассказ, ему подали знак, и он «без единого слова прыгнул в вечность»(22).

«Драй Диггингс» называли еще и Хэнгтауном[35] — «городом висельников». До ирландца Ричарда здесь были повешены два мексиканца и один янки, а потом два француза и один чилиец. Покушение на убийство могло привести на виселицу того, кто пользовался плохой репутацией. Так было с этими двумя французами и чилийцем. Очевидец, Э. Гоулд Баффем, рассказывал, что он прибыл на прииск ясным зимним утром. Шоком было для него знакомство с тем, как здесь вершат правосудие! Вокруг дерева, к которому был привязан человек, собралась толпа. Баффем подошел ближе и с ужасом увидел, что судья кожаным кнутом бил осужденного по голой кровоточащей спине. Четверо других подверглись такому же наказанию: 39 ударам кнута, после чего двоих французов и чилийца снова отвели в суд. Признанные виновными в покушении на убийство, они были приговорены к повешению.