Герцог Орлеанский, как всегда беспечный, ничуть не интересовался тем, что делает герцог Бургундский; их любовь с Изабеллой вдруг разгорелась с новой силой, а в свободное время он развлекался учеными диспутами с докторами права, с юристами и придумывал, как бы снова поднять сумму налогов. Только таким образом он и вмешивался в управление страной.

Между тем дела в королевстве шли все хуже. Перемирие с Англией было пустым звуком, и хотя от открытой войны государства воздерживались, тем не менее отдельные стычки и вылазки, с молчаливого одобрения обоих правительств, заливали кровью то побережье Англии, то какую-нибудь провинцию во Франции. Молодые люди из Нормандии в количестве двухсот пятидесяти человек, предводительствуемые сиром де Мартель, сиром де Ла Рош Гийон и сиром д'Аквиль, не испросив соизволения ни у короля, ни у герцога Орлеанского, пустились в плавание по направлению к Англии, высадились на острове Портланд и разграбили его; но жители, оправившись от первого испуга и сообразив, что противник малочислен, набросились на него: часть была убита, а часть взята в плен.

Со своей стороны бретонцы также атаковали англичан – на сей раз с согласия правительства, но эта вылазка также потерпела неудачу; возглавляли поход сир Гийом Дюшатель и сеньоры де Ла Жай и де Шатобриан; Гийом Дюшатель был убит.

Тогда его брат Танги возглавил четыре сотни молодых дворян, высадился близ Дартмута и прошел по округе, залив ее кровью и все сжигая на своем пути. Таким образом, Гийом был отомщен грудой мертвых тел и грандиозным пожарищем.

Вот-вот должна была вспыхнуть настоящая, не знающая пределов война. Один молодой англичанин, находящийся в изгнании, попросил убежища у французского двора. Его звали Овен Глендор, он происходил из древнего галльского рода и был сыном Жана Галльского, связанного узами братства по оружию с французскими рыцарями и погибшего на службе у короля Карла. Молодой англичанин умолял защитить его от Генриха Ланкастера, этот голос застарелой ненависти Франции к Англии отозвался эхом во всем королевстве, настолько громким, что был услышан повсюду. Решено было снарядить мощную флотилию в Брестском порту, командиром этой восьмитысячной армии назначался граф де Ла Марш, который, как мы уже говорили, сражался в Никополе вместе с Жаном Бургундским.

Англичане, проведав, какие идут приготовления, решили положить им конец прежде, чем французы их закончат. Они немедля высадились близ Геранда с намерением захватить его, возлагая надежды на внезапность нападения. Но Клиссон был начеку. Хоть он и потерял шпагу коннетабля, у него оставалась его собственная, и он крепко держал ее в руке. Он забил тревогу, и на его клич тут же примчался Танги Дюшатель с пятьюстами копьями. Граф де Бомон, возглавлявший вылазку, был убит ударом топора, а оставшиеся в живых англичане, те, кого не взяли в плен, поспешили отплыть восвояси.

Между тем флотилия уже стояла под парусами. Все рыцари были в сборе, ждали только главу экспедиции. В тщетном ожидании прошло пять месяцев. Граф де Ла Марш за балами, картами, костями совсем забыл о воинских доспехах.

Эта неудавшаяся экспедиция обошлась очень дорого государству и послужила лишним поводом герцогу Орлеанскому увеличить сумму налогов.

На этот раз герцог Бургундский, который вовсе не дремал, как полагали многие, велел своим подданным не платить налогов.

Герцог Орлеанский, чьи права не распространялись на владения герцога Бургундского, нашел способ отомстить ему: он женил герцога де Гельдр, смертельного врага герцога Бургундского, на кузине короля мадемуазель д'Аркур. Удар пришелся в самую точку: в день свадьбы в залу, где происходило празднество, вошел гонец и в присутствии всех гостей бросил вызов герцогу де Гельдр от имени графа Антуана Бургундскрго, который должен был наследовать герцогство Лимбургское. Герцог де Гельдр поднялся, снял с себя свадебный наряд, положил его на руки гонца, чтобы тем выказать свое уважение ему, и принял вызов.

Таким образом, тут тоже началась война. Ко всем этим неурядицам на земле примешивались знамения, посланные небом. Однажды, когда герцог и королева – она в карете, он – верхом – прогуливались в Сен-Жерменском лесу, внезапно разразилась гроза; королева открыла дверцы кареты и дала приют своему любовнику. Едва он очутился у нее, как ударил гром и молния убила лошадь, на которой он только что ехал. Напуганные лошади кинулись к Сене, увлекая за собой экипаж, и когда упряжка вместе с экипажем оказалась у воды, постромки вдруг лопнули, и животные, словно их что-то толкало, устремились в реку.

Набожные люди усмотрели в этом предупреждение Провидения, они внушили это и духовнику герцога, и тот высказал ему свое мнение, страстно и убежденно порицая его за его беспутную, богу неугодную жизнь. Герцог согласился с тем, что он великий грешник, пообещал прийти исповедаться и в доказательство своей готовности перемениться раструбил повсюду, что намерен заплатить долги: он назначил своим кредиторам день, когда сможет принять их у себя во дворце.

По свидетельству настоятеля Сен-Дени, в назначенный день явилось восемьсот человек, представивших ему счета, которые они выверили и привели в порядок. Но с момента, как разразилась гроза в Сен-Жерменском лесу, прошла неделя, небо вновь стало лазурно-голубым, последнее облачко на нем исчезло вместе с угрызениями совести герцога, вследствие чего его касса оказалась закрытой. Кредиторы вопили, заявляя, что они не уйдут отсюда, пока им не оплатят счета; на это им отвечали, что всякие сборища запрещены и если они сами подобру-поздорову не покинут дворца, придется призвать на помощь армию, – уж та их разгонит.

В это время люди, предостерегавшие герцога, пошли с тем же к королю, воспользовавшись минутой просветления у его величества. Ему указали на разницу между запасами золота у частных лиц и в государстве, где оно, проскальзывая меж пальцев герцога и королевы, словно падало в бездонную бочку. Ему советовали напрячь слух, и он услышал крики толпы; ему советовали открыть глаза, и он увидел, что нищета, от которой страдало столько народу, докатилась и до дворца. Он навел справки и узнал, что творится нечто неслыханное. Он велел позвать гувернантку своих детей, и она ему сказала, что принцы подчас лишены самого необходимого, бывает, она оказывается в затруднительном положении, не зная, во что их одеть и чем накормить. Он позвал к себе герцога Аквитанского, – ребенок пришел полураздетый, да к тому же еще и голодный. Король тяжело вздохнул, порылся в карманах, чтобы дать денег гувернантке, но, ничего не найдя, отдал ей для продажи золотой кубок, из которого он только что пил.

Вместе с рассудком к больному королю вернулась на некоторое время и энергия. Он отдал приказ о созыве совета: требовалось немедленно найти средство для спасения государства. Не сказав никому ни слова, он письменно пригласил герцога Бургундского на совещание. Тому только этого и нужно было.

На следующий день он выехал в сопровождении восьмисот человек из Арраса и двинулся на Париж.

Прибыв в Лувр, он получил письма, где объявлялось, что королева и герцог Орлеанский, прослышав о его прибытии, покинули Париж; они пробудут некоторое время в Мелене, а затем отправятся в Шартр. Принцу Людовику Баварскому было наказано привезти к ним герцога Аквитанского, наследника Венского престола. И хотя полученные известия призывали герцога торопиться, он так устал, что сделал остановку, чтобы поспать несколько часов. На следующий день, едва лишь рассвело, он отправился в Париж, но было слишком поздно – дофин уже отбыл.