И Ваня бегом умчался к своему подъезду.

Женька встретил Вику без подготовки. Они столкнулись. Не так, как пишут в романах: «Они столкнулись нос к носу», что означает просто «Увидели друг друга вплотную» — Женька действительно чуть не снес Вику с ног, резко завернув за угол. Дальше все пошло само собой.

Вика ойкнула и чуть не упала.

Женька инстинктивно поймал ее, но сам потерял равновесие.

Вика завизжала.

Они в обнимку шмякнулись в мокрый сугроб.

Женька перестал соображать и вместо заготовленной речи выдал буквально следующее:

— Вика! Я тебя люблю! А тебя так колбасит! Ты чего, а?!

У Вики от потрясения тоже выбило предохранители, и она выпалила:

— Женька! Мне так плохо! Мать убьет, а я без него не хочу! Я оставить хочу! А как же теперь? Я и сказать не могу никому! Что ты молчишь?! И вообще, подними меня, мне лежать в снегу нельзя теперь!

Женька торопливо принялся вытаскивать себя и Вику из снега. В голове у него вертелась стая вопросов, но он задал самый глупый:

— А почему в снегу-то нельзя?

— Я беременна!

Женька чуть снова не уронил Вику в сугроб.

…Воронько-старший нашел Молчуна через два дня. Пришел к нему домой, оставил телохранителей пить чай с родителями, а сам уединился с Артемом в комнате. Долго внимательно рассматривал его, сказал непонятно:

— А я думал, ты казачок засланный.

И добавил:

— Рассказывай, чего хотел.

Молчун рассказал, как мог, полно:

— Вы деньги давали. На школу. Теперь не даете. Почему?

— Школу жалко? — вздохнул Петр Сергеевич. — И мне жалко. Я знаешь в какой учился? В сельской. Учителя у нас хорошие были, только у них своих забот хватало: огород, дрова на зиму, коня под картошку.

«Конь под картошкой» вызвал у Молчуна в голове картинку селедки под шубой — любимое блюдо приемных родителей. Но он даже не улыбнулся, понимал — человек важное рассказывает.

— Я когда начал деньги зарабатывать, — продолжал папа Ворона, — сразу начал помогать детдомам, школам, особенно сельским… А потом понял — толку ноль. Ну, купят они компьютер с цветным принтером, так его или учитель информатики домой утащит, или будут какие-нибудь открытки дурацкие к восьмому марта печатать.

Воронько даже скривился — видимо, вспомнил особо мерзкую открытку.

— Тогда я решил создать школу будущего. Нашел классных педагогов… Не сам, конечно, помощники мои нашли. Учителя собрались, начали мне чего-то рассказывать. Я ничего не понял, — Петр Сергеевич честно рассмеялся. — Но сказал: «Вот вам деньги, делайте, что считаете нужным». И они сделали!

Папа Ворона замолчал надолго. Так надолго, что даже Молчун не выдержал:

— Тридцать четвертую?

— Да. Тридцать четвертую. Но недавно… неважно почему, но начали меня трясти. Совсем за другое, но и тридцать четвертую школу припомнили. Заявили, что я деньги через нее отмывал… Эти… — Воронько хотел сказать какое-то страшное слово, но сдержался, — следователи сказали, что половину ваших учителей сажать надо. Пришлось взять все на себя. Так что извини, Артем, больше я школу содержать не буду.

Они немного помолчали.

— Зачем? — тихо спросил Молчун.

Как ни странно, Петр Сергеевич понял вопрос полностью: «Зачем вы вообще влезли в эту авантюру со школой? Неужели только из-за мечты?».

— Из-за Никиты… сына. Я так хотел, чтобы хоть он в нормальной школе поучился. Его мама мне сначала вообще не позволяла с сыном видеться. А потом я ее много лет уговаривал отдать Никиту в тридцать четвертую. Уговорил… А тут… такое дело…

Они снова помолчали, но не тяжело, а даже как будто доверительно.

— Вас посадят? — спросил Молчун.

Он вдруг почувствовал, что с этим человеком говорить почему-то проще, чем с другими.

— Да, — ответил тот. — Так обидно.

На этот раз Птиц собрал Дима.

— Нужно посоветоваться! — лаконично сообщал он.

Советоваться сели в пиццерии. Там было тепло, не орала музыка и можно было усесться за отгороженный от всех столик. Женька опаздывал, решили начинать без него.

Заказали две большие пиццы, и, пока ждали заказ, Дима быстренько рассказал проблему.

— Впалыч думает, что будет честно. Ну, оценки в журнал будут выставляться правильные и самостоятельные мы будем проверять. А если кто-то захочет его обмануть? Что нам делать? Если мы пожалуемся Впалычу, то мы шестерки? А если не пожалуемся? Дать им обмануть Впалыча? Он столько поручений раздал, не можем же мы с Кошкой всех проверять?

За столом воцарилась томительная пауза.

— Давайте рассуждать логично, — тихо сказала Аня.

И тут все облегченно рассмеялись. Вернулись их, птичье время, когда они все вместе корпели над решением одной и той же задачи.

— Давайте! — радостно подхватила Кошка.

Ей тяжело далось начало встречи. Дима хоть и рассказывал про их общую проблему, старался не смотреть в сторону Кошки и все время отводил глаза, натыкаясь на ее взгляд.

— Впалыч пришел в школу, чтобы научить нас математике, правильно? — спросил Дима.

— Ага, — поддакнула Аня. — Значит, главное для него, чтобы все математику знали. Логично?

У Кошки округлились глаза.

— Послушайте! Да ведь все элементарно! Если человек хочет исправить свою оценку, то он приходит ко мне или к Диме, мы объясняем, чего он не понял, и человек переписывает работу. Главное, чтоб он умел решать задачи, да?

— Так вот почему Впалыч нам с тобой доверил работы проверять! — воскликнул Дима. — Он уверен, что мы сможем все объяснить!

— А мы сможем? — заволновалась Кошка.

— Значит, сможем! — уверенно сказал Дима.

Он наконец-то посмотрел Юле в глаза, и у нее сразу отлегло от сердца. Не сердится.

Птицы накинулись на подоспевшую пиццу с чувством выполненного долга.

— Ох, ребят, я так соскучилась! — сказала Кошка. — И чего мы так давно не собирались?

— Социализировались, — вздохнула Анечка.

Все расхохотались, но тут слово взял Молчун. Медленно и скупо, он рассказал все, что узнал про финансирование 34-й школы.