– Да. Он просил не говорить тебе и этого, но ты моя дочь и должна понимать, что происходит. Я предлагал ему помощь, но он отказался. Очень прошу тебя: никуда не лезь, для своей же безопасности.

– Иначе что? Запрешь меня дома?

– Если понадобится…

– Знаешь, а ведь ты бы мог помочь ему без его согласия, – сглатываю и поднимаюсь с кресла. Беру с папиного стола наше семейное фото и улыбаюсь сквозь слезы. – Ответь, ты бы не сделал это для меня, даже будь я тебе родной? Будь я твоей кровной дочерью?

Папа меняется в лице, но быстро берет эмоции под контроль, максимум, что выдает его волнение и, наверное, шок, – это кулак, с силой сжимающий телефон.

– Он не принял мою помощь, и я не вижу смысла настаивать. Я не хочу подвергать опасности тебя, маму и Никиту.

Я слышу громкий отцовский выдох, а после уже не такой твердый и уверенный вопрос:

– Ты давно об этом знаешь?

– Очень, – киваю, растирая по лицу слезы, – я не хотела так говорить. Слышишь? Не хотела. Я так не думаю. Прости меня, прости.

Меня начинает трясти, и я абсолютно ничего не соображаю. Лишь как мантру шепчу извинения, чувствую папины объятия. Он гладит меня по голове и что-то очень тихо говорит. Успокаивает.

А я, я просто рыдаю взахлеб. Кирсанов меня бросил, как и всегда, решил, что может справиться сам. Ненавижу его за это. Ненавижу.

– Почему ты ничего не говорила нам? О том, что знаешь?

– Я не могла. Я так вас люблю, тебя, маму, я не могла вас расстраивать.

В голове все смешивается. Мысли о родителях, Леше, обо всем. Мне так паршиво, слишком паршиво.

от автора: итак, вот мы и перешли черту. Все немного сложнее, той информации, которой мы владеем в данный момент.

К сожалению такие люди как Кирсанов очень упрямы, хотя, иногда это даже на руку. Какой случай у нас, узнаем позже. Ну а пока ставим жирную точку на этом этапе отношений, и будем медленно выяснять правду)

Теона

Всю следующую неделю я нахожусь в состоянии стресса. Мне больно, я рыдаю двадцать четыре на семь и абсолютно не знаю, что делать дальше. Погода словно считывает мое состояние. Вот уже который день за окном льют дожди, а ураганный ветер ломает ветви деревьев.

Я живу у родителей, ехать к себе сейчас не вариант, я чисто физически не могу быть одна. Одиночество меня убивает – делает слабее. А дома, дома становится немного легче. Мама приносит чай с травами, убаюкивает меня, как маленькую девочку, и ни о чем не спрашивает, ждет, что я дойду до этого сама. Расскажу все, что чувствую.

К субботе я потихоньку прихожу в себя, успокаиваюсь, окончательно внушая своим расшатанным нервам и сознанию, что так будет правильнее. Наши отношения всегда были обречены. Тогда почему же так больно? Этот вопрос стал для меня спутником, с ним я засыпаю, с ним же просыпаюсь.

Смотрю на свое отражение в зеркале, и эта картинка совсем не радует. Нужно замазать синяки, да и вообще немного взбодрить, освежить свой внешний вид. Холодный душ будет только на руку. И на голове не мешало бы сделать укладку. А еще платье – яркое, броское, такое, чтобы прохожие сворачивали шею.

– Теона… – мамин рот приоткрывается буквой «о», а глаза явно пестрят удивлением.

Я спускаюсь в гостиную, громко цокая каблуками, и крепко сжимаю ключи от машины в кулак.

– Я гулять. Вернусь поздно или останусь у себя, – улыбаюсь и целую родительницу в щеку. Хочу показать, что спокойна, холодна и хочу веселиться.

Веселиться я действительно хочу. Поэтому еду в магазин – набираю два пакета разнообразной еды и пару бутылок текилы, чтобы нагрянуть к Эммке. Она открывает мне сразу, как только я нажимаю кнопку звонка. Палит по камерам. В лифте ставлю пакеты из крафтовой бумаги на пол, не могу больше держать все это тяжеленное богатство в руках.

– Я к тебе с презентом, – всучаю Эмме бутылку текилы и скидываю туфли сразу, как только переступаю порог.

– Что за повод?

– Новая жизнь, – шагаю на кухню.

– Ого.

– Лешенька свалил. Кажется, теперь навсегда.

– И ты не собираешься найти его и выколотить всю дурь?

– Вот еще пару дней назад, – выковыриваю помидоры из подложки, обернутой полиэтиленом, – собиралась. А сегодня проснулась и поняла, что мне это совершенно не нужно. Ты с лимоном?

– Да, сейчас порежу.

Эмма достает нож, доску и делит желтый цитрус на дольки.

Спустя двадцать минут мы гнездимся в просторной гостиной. Подгибаю под себя ноги, усевшись на массивный мягкий диван цвета лаванды. Смотрю на него, и хочется приобрести в свою квартиру точно такой же.

– Ну, – Эмма поднимает стопочку, – за новую, счастливую жизнь.

– За нее, – слизываю соль с кожи на своей руке.

Мы чокаемся, выпивая алкоголь из длинных узких стопочек до дна. Горькая жидкость скатывается по горлу. Этот вкус хочется зажевать лимоном, что мы и делаем почти одновременно.

– Слушай, у меня на примете есть отличный парень. То, что тебе нужно.

– Мне? – прикладываю ладонь к груди и смотрю на подругу с явной усмешкой.

Вот только отличных парней мне сейчас и не хватало.

– Нет, серьезно. Тим красавчик. К тому же хваткий. Банкир.

– Я за него очень рада.

– Ну ясно.

– Что тебе ясно? – закидываю ногу на ногу, ощущая на себе пристальный взгляд Эммы. Она уже придумала свою историю моих отношений и как будто точно знает, что я сейчас чувствую. Всегда проще вещать о других с собственной колокольни. Чужая боль всегда кажется не такой уж и сильной.

– Ты все еще по нему страдаешь.

– И это нормально. Прошло от силы десять дней.

– Не спорю. Но знаю, что в такой ситуации нужно отвлечься. Может, съездим в клуб? Киснуть дома – такое себе занятие.

– Ну, терять уже нечего...

– Тогда с тебя макияж.

– Без проблем.

Хлопаю в ладоши и с энтузиазмом шагаю за Эммой. На сборы уходит максимум час, еще полчаса мы ждем такси и допиваем вторую бутылку текилы. В машину я падаю. Уже точно не сажусь. Впервые за эту неделю мне весело, а еще абсолютно плевать на происходящее. Мне нет никакого дела до собственных страданий и того, какой Кирсанов козел. Я оценила его жертвенность и упертую самостоятельность, но вспоминать о нем не желаю. Он поступил подло, хотя бы потому, что не сказал мне все в лицо, не поставил в известность. Передал через папу. Отказался от помощи, как всегда решив, что справится сам. Он в очередной раз выбрал свое эго. Вот и все. К сожалению, такие люди бывают. Им важно чувствовать себя сверхсамостоятельными. Приходить ко всему без единой капли помощи. Вот и карты ему в руки. Я переболела. Пережила этот отрезок своей жизни и вдоволь настрадалась.