— Понятно. Вы можете жить в нашем погребе, если хотите. Мы им не пользуемся.

— Погреб! — Перед глазами Фло предстало маленькое помещеньице, забитое углем. — Я не собираюсь жить в погребе, но все равно спасибо.

Стелла нетерпеливо покачала головой.

— Я называю его погребом, но это в общем-то цокольный этаж. Когда на площади Уильяма селилась знать, там жил дворецкий. Там есть кое-какая мебель, но вы можете взять еще кое-что сверху. Стены придется покрасить, а в остальном там очень чисто.

Площадь Уильяма потихоньку стареет, подумала Фло, когда отправилась посмотреть квартирки. Придраться вроде бы не к чему, но роскошные дома были уже не в том состоянии, что раньше.

Гостиная оказалась очень большой, скудно обставленной и темноватой, но в квартире была также отдельная спальня и, о чудо из чудес, ванная с туалетом. И даже электрическое освещение. Везде стоял густой запах сырости, но в общем помещение оказалось намного шикарнее, чем то, которое Фло надеялась найти.

— Фриц установил газовую печку. Зимой он включал ее время от времени, потому что сырость начала распространяться по дому.

Фло с благоговением смотрела на работающую печку. Трудно было представить: для того, чтобы приготовить пищу, не нужно каждый день таскать уголь! Нужно всего лишь нажать кнопку, чтобы зажечь огонь, а чтобы сходить в туалет, не нужно выходить на улицу!

— Я не уверена, что смогу позволить себе платить за аренду такого помещения.

— Я ведь пока ни слова не сказала о плате, не так ли? Вы будете готовить себе сами, и вам придется платить за газ и электричество — здесь, внизу, отдельные счетчики. — Стелла поджала губы. — Пяти шиллингов в неделю будет достаточно.

— Но вы ведь можете получить за него и семь!

— В этой части города я могу предлагать это жилье и за десять шиллингов, но вы сделаете мне одолжение, если согласитесь на мое предложение.

— О каком одолжении вы говорите?

Стелла не ответила и направилась к окну, выходившему на довольно-таки грязный маленький дворик.

— Взгляните на это! — произнесла она безо всякого выражения. — Стены, кирпич, грязь! У нас в Ирландии из окон видны зеленые поля, деревья и небо, а вдали сверкают озера Килларни. А здесь живешь как в тюрьме. — Похоже, она забыла, что рядом стоит Фло. — Фриц никак не мог понять, что есть вещи важнее денег, такие, как чистый воздух и свежий ветер. Все, о чем он беспокоился, так это о своей чертовой прачечной.

Фло неловко сжала руки, не зная, что сказать. Фрицы всегда казались ей такой счастливой парой.

— Ох, ладно. — Стелла отвернулась. — Соломенный матрац для кровати лежит на чердаке, чтобы не отсырел. Я принесу его, а также коврик и еще пару каких-нибудь вещичек. Эти кресла не очень удобные, но с этим я ничего не могу поделать, — Фриц иногда спускался сюда в поисках тишины и покоя. Моя мать хорошо все вымыла, но если вы хотите покрасить помещение, вам придется сделать это самой. Вы сможете въехать сюда к понедельнику.

Расставание с Салли казалось Фло ужасным, но, когда пришло время прощаться с матерью, Фло почувствовала в сердце холод. Мать никогда не поступала так, как Марта, но Фло даже представить себе не могла, что в ней столько жестокости: лишить свою дочь любимого ребенка, лишь бы не допустить даже возможности скандала.

Когда Фло уходила из дома, Альберт Колквитт еще не вернулся.

— Передай, что я всегда относилась к нему с симпатией, мама, — сказала она. — Скажи ему, что он самый лучший жилец в мире, и я никогда не забуду его. — Она понимала, что напротив с побелевшим лицом стоит Марта, еще не оправившаяся после их вчерашней ссоры. Но Фло не обращала на нее внимания.

Мать с трудом сдерживалась, чтобы не расплакаться.

— Ради Бога, дорогая, можно подумать, что ноги твоей больше не будет на Бурнетт-стрит. Ты сама скажешь Альберту все, что захочешь, в следующий раз, когда увидишь его.

— Пока, мам. Пока, Сал. — Фло перебросила через плечо узел со своими пожитками, как настоящая морячка. Она пыталась выдавить из себя хоть какие-то слова в адрес Марты, но губы отказывались ей повиноваться, поэтому она повернулась и молча ушла.

Первые месяцы жизни на площади Уильяма прошли прекрасно. Вероятно, одолжением, которое имела в виду Стелла, было то, чтобы Фло присматривала за маленькими Фрицами, впрочем, Бен и Гарри маленькими уже не считались. Им исполнилось соответственно тринадцать и четырнадцать, они уже были ростом с Фло. Дети вторглись в ее квартиру в первый же вечер, как она там поселилась.

— Вы будете жить с нами?

— Вы знали нашего отца?

— Вы почитаете нам книгу, Фло?

— Вы умеете играть в покер на раздевание? — требовательно спросил Бен.

— Ответ на каждый вопрос — «да», — Фло улыбнулась. — Да, да, да, да. Садись ко мне на колени — как тебя зовут? — и я почитаю тебе книгу.

— Меня зовут Эйлин.

— Ну, садись же, Эйлин. — С этого вечера Фло едва успевала выпить чаю, как по бетонным ступенькам шумно спускались дети. К вечеру мать Стеллы, миссис Макдоннегал, смертельно уставала от своих чересчур бойких внучек и внучат. Она была замкнутой застенчивой женщиной со сморщенным несчастливым лицом. По словам Стеллы, она еще сильнее своей дочери скучала по Ирландии, по ее открытым широким просторам и не могла дождаться возвращения.

— Она просто столбенеет во время воздушных налетов. Не спускается с нами в убежище, а залезает под кровать и сидит там, пока не прозвучит отбой воздушной тревоги.

По воскресеньям Фло водила детей на прогулку. Они шли гуськом до самого Пиер-Хеда[2]и обратно. Иногда она брала старших детей в кино, где они смотрели на Уилла Хэя и Томми Триндера и смеялись до упаду. Она подозревала, что Гарри влюбился в нее, потому обращалась с ним нежнее, чем с остальными, отчего, впрочем, становилось только хуже.

Через неделю после переезда к Фло в гости пришла Салли. Она была поражена, увидев, что комната набита Фрицами.

— Ты организовала школу или что-нибудь в этом роде?

— Правда, они милые? — счастливо спросила Фло. — Не могу дождаться Рождества. Я думала, что впервые буду встречать его в одиночестве, но Стелла пригласила меня к ним. — Хотя Фло по-прежнему замечала следы неодобрения в глазах маленькой ирландки, когда бы они ни говорили. — Я делаю елочные игрушки, и это так славно — бродить по магазинам во время обеденного перерыва и выбирать подарки детишкам. Я покупаю по одному в неделю.

Но к Рождеству Стеллы Фриц, ее матери и восьми ее маленьких детей уже не было в городе.

После случившегося в конце ноября налета, который тут же прослыл самым сильным из всех (в течение долгих семи с половиной часов Ливерпуль подвергался массированной бомбежке с воздуха, и за одну ночь погибло 180 человек), в декабре, казалось, наступило благословенное затишье. Одна из близняшек даже заметила: