Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я приверженец другой поговорки: весь мир театр, а люди в нём актёры.
– Вы это сейчас к чему сказали?
– Да так, собственно говоря, ни к чему. Просто провёл аналогию. Весной был в Москве, и знаете, что меня поразило? Ни за что не догадаетесь! На ступеньках Большого театра какие-то подозрительные личности предлагают москвичам сыграть с ними в напёрстки!
– Вас удивило то, что находятся желающие сыграть?
– Нет, меня удивило несоответствие явлений, этакий диссонанс событий: знаменитый Большой театр и прожжённые мошенники с удивительно честными глазами.
– Вы, господин Романов, что-то стали говорить намёками. Мне это тоже не нравится.
– В таком случае разрешите откланяться!
– До встречи семнадцатого.
Утро 17 июля, вопреки прогнозу Гидрометцентра, было серым, скучным и дождливым. Последняя партия переселенцев на Зелёную планету была малочисленной и занимала пару вагонов-рефрижераторов, пришедших из далёкого Афганистана. К одиннадцати часам содержимое вагонов перегрузили в грузовые автомобили и доставили на «объект».
Бессмертного предводителя Са-Ран-Чи провожал начальник строительства со своей свитой, в которой отсутствовал только Лев Иванович Гуров.
После депортации последней партии насекомых Са-Ран-Чи окинул присутствующих взглядом и молча пошёл к входу в подвал.
– Обычно с таким видом на эшафот идут, – заметил Малюта Скуратов, но шутку никто не поддержал, и верный слуга обиженно замолк.
Возле самого входа в подвал Са-Ран-Чи остановился, повернулся, и хотел было что-то сказать, но потом раздумал, махнул рукой и решительно вошёл вовнутрь складского помещения.
Все замерли.
– Всё! Дело сделано, операция завершена! – через пару минут произнёс Романов.
– Я проверю? – обратился к начальнику строительства появившийся из-за угла здания Гуров.
– Проверь! – разрешил Пётр и зачем-то добавил: – Любовь была без радости, расставанье без печали.
– Чисто! – крикнул с порога вышедший из подвала Гуров.
– Так и должно быть! – вздохнул Яков Брюс. – В напёрстки выиграть нельзя! Пётр Алексеевич, можете смело докладывать в Высший Совет! Пускай тамошние спецы как можно быстрее снимают фиксацию временного портала, а то он магической энергии потребляет больше, чем все вместе взятые ведьмы на шабаше!
* * *
Перемещение было мгновенным. Са-Ран-Чи ещё не успел открыть глаза, как почувствовал, что его захлестнуло сразу два чувства: чувство непоправимой беды и чувство вселенского одиночества. Он открыл глаза, и его взору предстала мёртвая пустыня. Везде, куда только достигал его взгляд, сплошным серым ковром лежали мёртвые тела его прямокрылых подданных. Зелёная планета была мертва: океаны высохли миллионы лет назад, растительность превратилась в пыль, а на дне мёртвых морей зелёным налётом осели окислы ядовитых солей. Са-Ран-Чи хотелось упасть на высушенную чужим солнцем каменистую почву, рвать на себе волосы и кричать, но в это мгновенье он почувствовал, что магическое заклятье, которое оберегало его на Земле, на этой мёртвой планете не действует. Бессмертный повелитель распадался на сотни взрослых особей и личинок, которым, так же как и их собратьям, предстояло умереть от голода.
Последнее, что он увидел в своей жизни, было зелёное солнце, которое безжалостно испепеляло мёртвую планету своими зелёными лучами.
После того, как голова перестала кружиться и стало легче дышать, Оловяненко открыл глаза и увидел, что он стоит посреди улицы рядом с красивым зданием на серой мраморной табличке которого было золотом начертано: «Хоум-Кудесник-Банк». Олег неумело переставил костыли и повернулся к банку спиной.
«Кровососы! – со злобой подумал о банковских работниках бывший контрактник. – Пока я в Горячей точке кровь проливал, они тут деньги из воздуха делали!»
В это время мимо него проехал на электротележке молодой белокурый парень с весёлыми глазами и открытым лицом. В уголке рта у парня прилипла потухшая папироска. Водитель электротележки мазнул взглядом по фигуре Олега, по его костылям и остановился. Легко соскочив с сиденья, он подошёл к Оловяненко и внимательно посмотрел ему в глаза. Олег почувствовал, что во взгляде незнакомца нет ни жалости, ни сочувствия. Парень смотрел на Олега не как на инвалида, а как на равного. Оловяненко извлёк из кармана зажигалку и, чиркнув колёсиком, поднёс язычок пламени к лицу незнакомца. Паренёк прикурил, глубоко затянулся горьким дымом и только после этого буднично спросил:
– Тебе куда?
– Мне в отдел кадров надо.
– На работу устраиваешься? – спросил белокурый незнакомец.
– Да вроде того, – кивнул головой бывший контрактник.
– А куда именно?
– Да я, честно говоря, ещё и сам не знаю! – вздохнул Олег. – В Управлении кадров сказали, что на месте трудоустроят.
– Это у нас запросто! – заверил его незнакомец. – А что делать умеешь?
– Ты что, кадровик? – ощетинился Оловяненко. Это было его больное место: бывший выпускник средней школы ушёл воевать, так и не получив гражданской специальности.
– Нет, я не кадровик, – в знак отрицания мотнул головой незнакомец и выплюнул окурок. – Меня Иваном звать, а фамилия моя – Дурак. Садись, подброшу до отдела кадров.
Начальник отдела кадров товарищ Понаётов был направлен на «объект» как наиболее опытный специалист по работе с персоналом. Иосиф Петрович свою работу не просто любил и понимал, товарищ Понаётов кадровую работу боготворил, и всё своё личное время проводил в пыльном архиве.
На вид главному кадровику было лет пятьдесят, и чтобы подчеркнуть важность и ответственность порученного участка работы, Иосиф Петрович всегда носил полувоенный сталинский френч, брюки галифе и хромовые офицерские сапоги. Впрочем, Иосиф Петрович не любил, когда в отношении его деятельности употребляли термин «работа».
– Я хожу на службу, – любил говорить он, и при этом привычно ощупывал собеседника взглядом. – Да-да, на службу! Вот Вы, товарищ, раньше где служили?
– Вы же знаете, Иосиф Петрович! – настороженно говорил собеседник. – На балтийском флоте, на сторожевике «Быстрый».
– А не могли бы Вы напомнить мне, кем именно Вы проходили флотскую службу? – впивался в собеседника взглядом главный кадровик.
– Старшиной второй статьи! – рапортовал бывший флотский.
– И это всё? – ехидно спрашивал Иосиф Петрович, привычно оттягивая указательным пальцем тугой воротничок френча.
– И это всё, – обречённо соглашался собеседник.
– Нет, уважаемый! Это не всё! – торжествовал кадровик. – Я не зря глотаю архивную пыль! Вот, третьего дня справочку обнаружил – маленькую такую справочку, на четвертинке листа помещается, но для меня это очень важный документ! Не хотите взглянуть?