Необычный рельеф Спарты привел к тому, что оба фиванских штурма города представляли собой сочетание открытого сражения и городского боя. Классическая Спарта не имела стен и раскинулась по обоим берегам реки Еврот. Во «внешней» части жилые дома перемежались рощами и полями. В центральной части города, где жили спартаты, то есть полноправные граждане, судя по всему, была плотная застройка без регулярного плана. При этом в центре имелись стены, заборы и открытые пространства. А вокруг города было много религиозных святилищ и общественных зданий[258].

В 370–369 гг. фиванцы под водительством Эпаминонда первоначально ограничились тем, что разграбили пригороды. Еще они валили деревья и строили полевые укрепления у своего лагеря в сельской местности. Затем они двинулись к сердцу города, наступая в сторону открытого ипподрома в святилище Посейдона. Спартанцы же использовали городской рельеф к своей пользе и разместили засаду в храме Тиндаридов[259]. Эта засада, в сочетании с конной атакой через ипподром, остановила фиванцев. В 362 г., опасаясь нового нападения, спартанцы принялись сносить дома в центральной части города и пускать груды щебня на перегораживание проходов, переулков и открытых пространств. Некоторые авторы даже утверждают, что спартанцы использовали большие бронзовые треноги из святилищ, чтобы возвести баррикады[260]. Эпаминонд, однако, не пошел в лобовую атаку, из опасения, что его воинов будут обстреливать с крыш[261]. Вместо этого он прибегнул к «непрямым действиям»: притворился, будто выстраивает войско для открытого сражения, и это позволило беотийцам вступить в жилые кварталы, не попав под обстрел. Лишь отчаянная атака сотни спартиатов во главе с царем Архидамом отбросила беотийцев от жилых домов Спарты.

Снаряжение, боевой порядок и командные структуры классической греческой армии были плохо приспособлены для войны на застроенной местности. Гоплиты, основа армий всех полисов, представляли собой пехотинцев-ополченцев, вооруженных большими круглыми щитами и длинными копьями. Щит гоплита был, как принято считать, тяжелым и громоздким, но есть свидетельства, что в поединке воин обращался с ним быстро и эффективно, даже в городских боях; рельефы на гробнице IV в. до н. э. в Малой Азии изображают даже, как гоплиты со щитами карабкаются по штурмовым лестницам. Хотя пока не найдено бесспорных доказательств этому, возможно, что гоплиты в городах бились, отбросив щиты, – для большей свободы маневра. Еще сильнее затрудняло бои в городах обычное оружие гоплитов. Они носили мечи, но только в качестве вспомогательного оружия, а по сути были копейщиками; и длинные, 2,5 метра, скорее, мешали, чем помогали в непосредственной близости или внутри домов. Что уж говорить о воинах македонской фаланги, снаряженных копьями-сариссами длиной от 3 до 7 метров! Некоторые греки обучались владению мечом, но систематическое обучение этому искусству оставалось уделом богатых. И за пределами Спарты большинство гоплитов не проходили формального обучения до конца классического периода.

Серьезные сложности при городском бое доставлял и боевой порядок гоплитов. Обычно гоплиты строились глубоким и массивным построением, которое именовали фалангой. Идеальная фаланга, плотная масса воинов в восемь рядов глубиной, могла преодолеть минимум милю по открытой местности, не ломая строя. Излишне пояснять, что этот строй невозможно сохранить на городских улицах. Только на агоре гоплиты могли использовать привычное построение. Разделение же фаланги на мелкие отряды, для зачистки городского рельефа, осложнялось отсутствием командных структур и координации действий. За исключением спартанцев, у которых в войске присутствовала сложная тактическая иерархия, а само общество хранило почти религиозную приверженность порядку, в большинстве греческих армий было очень мало офицеров – и никаких тактических единиц кроме отряда. И даже те офицеры, которые имелись, наверняка не могли ничего поделать из-за дефицита в армиях полисов военной дисциплины в ее классическом понимании[262].

Любительский этос полисных армий имел и другие важные последствия для городской войны. С одной стороны, греки никогда не задумывались о специализированных войсках, будь то разведчики, инженеры или саперы. Гоплиты выполняли при случае необходимые полевые работы, но их инженерные навыки и оборудование и близко не напоминали навыки и снаряжение римских легионов. В то же время, поскольку гоплиты-ополченцы снаряжали себя сами, у многих горожан на руках было оружие. И бои в городе, будь то с захватчиками или в ходе гражданской войны, как правило, вовлекали все мужское население, а не только «регулярные» силы.

Легкая пехота, включая лучников, пращников и метателей дротиков, была куда лучше приспособлена для городских боев. Эти воины могли стрелять с крыш и даже сметать врага с улиц залпами метательных снарядов[263]. Раскопки в Олинфе доказывают, что пращники и лучники могли стрелять по врагам прямо из домов[264]. Легкие войска показали свою ценность в ходе боев в Пирее в 404–403 гг. Силы олигархов, фаланга гоплитов глубиной в пятьдесят щитов, двигалась на холм Мунихий, на вершине которого демократы смогли собрать фалангу глубиной всего десять рядов. Но за этими десятью рядами гоплитов расположились легкие пехотинцы. Холмистый рельеф обеспечил обороняющимся преимущество высоты и позволил легкой пехоте стрелять над головами своих гоплитов. При том, что противник выстроился в пятьдесят рядов внизу, стрелки вряд ли могли промахнуться[265].

Роль конницы в городских боях определить затруднительно. Афинские Тридцать тиранов, похоже, использовали конницу в Пирее в 404–403 гг., но конники не сыграли значимой роли в сражении[266]. Вероятно, конницу развернули на пирейской агоре и поручили охранять тыл олигархических сил гоплитов. Фиванская конница участвовала в схватке в Фивах в 335 г., но ей мешали узкие улицы, и конники ускакали, едва македоняне заняли агору[267]. Римский писатель Павсаний видел трофей у Пестрого портика в Афинах, сразу при выходе с агоры; этот трофей отмечал победу афинской конницы над македонской, вероятно, в 304 г.[268]. По крайней мере, классические греки не использовали в городских боях слонов. Пирр Эпирский позднее попытаться сделать это в Аргосе в 272 г. и выяснил, что его воинам пришлось снимать стрелковые платформы со спин животных, чтобы слоны могли войти в городские ворота[269].