Или же, наоборот, прогресс действительно есть- тогда стоит поддержать. А вдруг поддержать нужно в каждом из случаев, вне зависимости от того, какой исход прогнозируется.

— Эээ…да, это очень хорошо — осторожно начала я- ты молодец, что не пропускаешь занятия, стараешься — выбрала нейтральный ответ.

— А ты с нами жить будешь? — все также, не отвлекаясь от большой иголки в руках, поинтересовалась малышка.

И снова я была загнана в тупик- когда Забельский был рядом, я верила ему безоговорочно. Вот не сомневалась ни разу, пускай у нас и началось всё не так, как у большинства. Но стоило ему уехать- и меня начинали одолевать сотни мучительных сомнений, размышлений, вопросов без ответа.

— Не знаю — честно ответила я. Варя отложила иголку:

— Почему? У вас с папой же будут дети? — она, казалось, искренне не понимала, почему взрослые все усложняют.

Но ответить я не успела, зазвонил телефон. Я взглянула на экран- незнакомый номер. Городской.

— Элеонора Сафонова? — раздался ровный мужской голос на том конце телефона, а меня опалило предчувствие чего-то нехорошего

— Да, это я.

— Скажите, Сафонов Николай Сергеевич вам кем приходится?

— Отцом. Он мой отец. А что случилось? — со всеми этими треволнениями я совершенно забыла об отце. А ведь он сейчас совсем без дома. Если деньги кончились, то и никто из " состаканников" его у себя держать дальше не будет. Чувство вины охватило такое, что рука, державшая телефон, задрожала.

— Он находится сейчас в отделении- неужели что-то сотворил?! Отец на несколько суток периодически " влетал по пьяни", как он выражался — он попал под машину. Его состояние сейчас средней тяжести, но он в сознании. Вы не могли бы приехать, привезти его документы?

— Да…я… конечно, я приеду. Только документы нужны? — спрашивала, а сама вдруг вспомнила, что даже документов у него могло не остаться. Мне самой крупно повезло, что оригиналы моих находилось в университете и на работе.

— Ну… Можете привезти необходимое из средств гигиены, сменную одежду, тапочки — остальное пока не понадобится.

— Что-то узнал плохое? — не по годам проницательный ребенок, Варя, с сочувствие смотрела на меня.

— Нет, нет, Варь. Просто…мне надо будет сейчас отъехать ненадолго- попыталась успокоить я девочку.

— А когда папа про маму узнал плохое, он вот также слушал. Ну, по телефону- добавила она для ясности. Но мои мысли крутились около отца.

— Варюш, я сейчас Ольгу позову к тебе? Или вместе спустимся?(У Забельского и лифт был организован в доме, сперва я подумала, что для Вари, но Ольга объяснила, что изначально такая планировка была, в проекте. Ну да, на второй этаж-то как пешком подняться?)

— Давай вместе- Варя развернулась и поехала по направлению к двери, как вдруг остановилась, печально взглянула на меня своими большими глазами и, словно взрослая, приободрила- все будет хорошо, правда

Я едва не зарыдала в голос от такого выражения сочувствия от маленького ребенка. Какой же чудесной девочкой она вырастет.

Кровные узы

Дмитрий:

Мы поехали вместе: я, Мирон Александрович и Эля. Тихаев вызвался помочь с виновником ДТП, а, если нужно, и следствием. И, хоть я мог решить всё сам, но отказать Тихаеву не мог по одной простой причине — он бы не принял отказа. Это для окружающих я- Дмитрий Забельский, человек, добившийся определенного успеха в жизни. А для Тихаева я- все тот же " Димка", мальчишка, что боялся даже собственной тени. Именно Мирон Александрович стал первым, кто, в отличие от полностью женского персонала детского дома, не советовал мне пытаться решить все конфликты словами (кстати, это почти никогда не срабатывало- другие мальчишки становились от этого лишь настойчивее в издевательствах, а я прослыл трусом), а грубо отрезал " бей первым, чтоб боялись". Когда, после нескольких уроков частного тренера, которым обеспечил меня Тихаев, я с одного удара впечатал в стену " Толстого"(100-килограммового старшего мальчика, что задирал меня больше всех), то остальные вдруг разом пришли к выводу, что меня трогать не стоит. Ну а потом Тихаев создал программу наставничества. И я, считай, — одно из первых его " творений". За что вечно буду благодарен этому немногословному, скупому на эмоции, но невероятно доброму мужику.

По пути купили все необходимое, а я снял деньги — наличные в девяносто процентах из ста были гораздо лучше всяких документов (их мы, естественно, выправим будущему тестю, но потом).

В больнице я, следуя логически оправданной схеме, сперва навестил главврача. Когда хрустящие купюры перекочевали в его стол, он тут же вызвал к себе заведующего отделением, которому дал много напутствией о том, как себя вести с нами и с самим пациентом- перевести в отдельную ВИП-палату, уход и комфорт….ну, и прочее.

Когда мы пришли в четырёхместную палату, где лежал отец Эли, та уже на самом пороге заплакала. Уверенно обняв ее, я шагнул внутрь. Две койки были пустыми, на двух других лежали интеллигентный мужчина средних лет, читающий какую-то книгу. Одна нога его была в гипсе, привязана к сложному удерживающему устройству неа кровати. А на второй лежал какой-то бомж. Да, уж простите, но назвать бездомным этого одутловато-красного типа, наглым взглядом окинувшего нашу компанию, не представлялось возможным. Крепкий запах спиртного, что исходил от него, заставил поморщиться даже меня. Нет, не зря я сперва зашел на пару слов к главврачу- пускай отца Эли переведут. Да и вообще, таких надо сперва от алкоголизма лечить, а потом с нормальными людьми класть.

— Николай Сергеевич, — шагнул я к мужчине в гипсе, протягивая ему руку- я Дмитрий Забельский, жених вашей дочери.

По удивленному лицу мужчины, что отложил кгигу, и таращился на нашу компанию, а еще по еле слышному сдавленному вздоху Эли позади, понял, что ошибся. Не может быть!? Ее отец…

— Ну, женишок, — раздалось позади пьяное- ты невесту-то хоть в брачную ночь не перепутай- и красномордый алкаш пьяно рассмеялся, в восторге от своей шутки.

Повернувшись назад, я увидел, как Эля побелела. Тут же кинулся к ней, усадив ее на одну из пустых коек. Скользнул взглядом по Тихаеву — тот еле заметно кивнул мне, стоя в дверях. Спасибо,