Для начала нам необходимо понять общую проекцию первого восприятия, когда ты смотришь на что-то впервые. Ты вынужден смотреть по причине собственной любознательности, и из-за своей любознательности ты начинаешь видеть вещи. Смотреть – это праджня, интеллект; видение – это мудрость [джняна]. После этого ты находишь свой принцип неба. Небо – это однозначное открытие продукта того, на что ты смотришь, что ты видишь. Этот анализ очень техничен; он описан в учениях абхидхармы в буддийской философии. Когда объекты чувств, чувственные восприятия и органы чувств встречаются и начинают сонастраиваться, ты позволяешь себе пойти чуть дальше; ты открываешься. Это как отверстие объектива фотоаппарата: твоя линза в этот момент открыта. Затем ты видишь вещи, и они отражаются в твоём состоянии ума. После этого ты решаешь, что увиденное тобой либо желанное, либо нежелательное, – и затем принимаешь дальнейшие решения. Это, похоже, основная идея того, как воспринимающий смотрит на произведение искусства.

К этому процессу восприятия можно применить принцип неба, земли и человека. Посмотрев, ты сначала видишь большую вещь. Это не значит, что ты видишь цельный, монолитный объект или слышишь цельный звук: ты можешь увидеть крохотную блоху или гигантскую гору – с такой перспективы это одно и то же. Это просто восприятие того, закладывающее основу. Это принцип неба. В обсуждении создания произведения искусства первая мысль была вторым принципом, землёй. Но с точки зрения того, кто воспринимает искусство, первая мысль – это небо. Эта большая вещь, это начальное восприятие прорывается через твою подсознательную болтовню. Иногда оно отвратительно, иногда приятно, но, как бы то ни было, присутствует большая вещь – то, которая и является небом. В традиции икебаны небо – это первая ветвь, которую ты помещаешь в кэндзан, главная ветвь. Это может быть прорыв, ну или не совсем.

После этого следует земля, то есть подтверждение этой большой вещи. Земля как бы узаконивает принцип неба, в том смысле, что именно первоначальное восприятие позволяет тебе совершить эту вторую вещь. Так как это второе действие соответствует твоему первому восприятию, следовательно, твоё начальное восприятие становится законным и дополняющим его.

Организовав союз неба и земли, ты чувствуешь себя свободно и спокойно. Поэтому ты как третью ситуацию добавляешь принцип человека, что вызывает в тебе чувство «Фух! Ух ты, я это сделал!». Ты можешь посылать вовне небольшие сигналы или маленькие частички весёлой информации, что делает всю ситуацию простой и прямой – и к тому же оживляет её, украшает. Все эти крохотные прикосновения суть выражения любознательности, а также выражения того, что поскольку ты смотрел и слушал, ты увидел и услышал.

Мы стараемся работать с этим общим принципом неба, земли и человека. Необходимо много времени, чтобы научиться не пороть горячку. Обычно мы очень нетерпеливы. У нас сильнейшая тенденция искать быстрого откровения или доказательства того, что мы сделали хорошее дело, что мы что-то открыли, мы это сделали, оно сработало, это можно хорошо продать и так далее. Но ни один из этих нетерпеливых подходов не свидетельствует о каком-либо понимании смотрения и видения.

Общий подход неба, земли и человека состоит в том, что всё надо делать масштабно – нравится тебе это или нет, с тщательнейшей подготовкой. В идеале необходимо переживать изначальную основу, в которой ситуации чистые, рабочие, податливые, в которой уже есть все инструменты. Не надо пытаться прикрывать это непредвиденными случаями: не беги в ближайший магазин за лейкопластырем, скотчем или аспирином.

Для общей творческой работы или дисциплины искусства, как в случае восприятия его учениками, так и в случае поведения самих художников, необходимо достойное окружение. Подготовка окружающей обстановки очень важна. Чтобы ездить верхом, необходимо хорошее седло и хороший конь, если ты можешь себе позволить его купить. Чтобы писать на холсте, тебе нужна хорошая кисть, хорошие краски и хорошая студия. Попытки игнорировать это неудобство, работать в своей мышиной норе или в подвале, может, и срабатывали для людей в средние века, но в двадцатом веке это уже не работает. Если ты будешь придерживаться такого подхода, тебя могут считать ветераном, старой гвардией, потому что ты готов пережить грязь ради создания выдающегося произведения искусства, но, к сожалению, мало кто из художников в таких условиях показывает хорошие результаты. Вместо этого многие из них развивают огромный пессимизм и неприязнь по отношению к обществу. Их неприязнь начинается с арендодателей, ведь им приходится работать над своими великолепными произведениями искусства в холодных сырых подвалах по много часов. Затем они жалуются на своих друзей, которые никогда не переживали того, через что им довелось пройти. Затем они начинают выражать недовольство своим миром вообще и своим учителем. Так они накапливают в уме всевозможный мусор и неприязнь.

В творчестве абсолютно необходимо некоторое пространство для самоуважения. Более того, инструменты, которые мы используем в создании произведения искусства, надо рассматривать как священные. Если бы нас тотально притесняли, если бы нас преследовали до такой степени, что нельзя было бы даже показать кому-либо свою работу мы могли бы работать в подземелье – но мы пока ещё с этим не сталкиваемся. Мы можем позволить себе стоять во весь рост и получать удовольствие от того, что делаем. Мы можем уважать свою работу и ценить священность всего этого процесса.

Обсуждая принцип неба, земли и человека, мы рассматриваем, как структура восприятия соотносится с полями ощущений. Мы говорим в терминах изначального состояния ума, в котором мы уже развили понятия себя и нашего общения с другими. Когда другие работают с нами, а мы работаем с ними, есть общее чувство взаимной игры, а также некое чувство глубинного существования. Откуда появляются такие ситуации? Они появляются благодаря нашей практике медитации. Мы больше не считаем своё творчество хитрым фокусом или подтверждением чего-либо, это просто выражение – даже не самовыражение, а просто выражение. Мы с уверенностью можем сказать, что существует такая вещь, как безусловное выражение, которое не возникает ни из тебя, ни из чего-либо ещё. Оно проявляется неизвестно откуда, как грибы в лесу, как град, как грозовой ливень.

Глубинное чувство радости и спонтанности в человеке, полностью открывшемся самому себе и жизни, может дарить чудесные радуги, ливни и порывы ветра. Вовсе не обязательно быть привязанным к засаленному миру добропорядочных художников, исполненных благих намерений, имеющих серьёзный вид и перегруженный информацией мозг. Основная идея дхармического искусства – это чувство умиротворённости и освежающей прохлады отсутствия невроза. Без освежающей прохлады ты даже не сможешь взять кисть, чтобы нарисовать что-то на холсте. Тебе покажется, что она весит десять тысяч тонн. Ты будешь придавлен унынием, ленью и неврозом. С другой стороны, нельзя позволять себе так называемые «поэтические вольности», делая всё наобум, как заблагорассудится. Это сродни надеждам на то, что брошенный ночью камень попадёт в голову врагу.

Вся иконография тибетского буддизма основывается именно на этом принципе мандалы. Он работает, работал и будет работать.