– Вход всего один, поскольку тыльная сторона прямо в скалу упирается, – шепотом констатировал Крамберг, видимо, посчитав, что его спутники ослепли и сами того не видят, – окон на втором этаже маловато, всего три. Свезло так свезло…

– Да заткнись ты! И без тя тошно! – грозным шепотом прорычал Гара, а Дарк с Ринвой дружно и незаметно ткнули говорливого компаньона локтями в бок. – Ишь, сколько стражи нагнали, раньше никогда столько не было… Помните, поленьями на ножках прикидываетесь, пока я знак не подам. Рожи в пол, взор дурной, слюна на сапоги, движения вялые!

«А какой знак-то?» – вновь хотела уточнить Ринва, но замешкалась, а проводник опять не предоставил ей такой возможности. Вытерев пот со лба и попытавшись придать своему угловатому лицу самое дружелюбное выражение, Гара вразвалочку направился к крыльцу, возле которого прохаживались аж шестеро часовых, в отличие от сослуживцев, охранявших дорогу, облаченных в боевые доспехи и отменно вооруженных. Вампиры были явно настороже: то ли убитые Дарком горняки были уже найдены; то ли кровососы получили неприятное известие из Аргахара, что в сторону Марфаро кто-то телепортировался; то ли врагов встревожило что-то еще…

* * *

Деревья – чудесные творения растительного мира, ведь им удается насыщать воздух благоухающими ароматами и первозданной свежестью даже глубоко под землей. Едва приблизившись к парку и сделав не более двух-трех вздохов, Сонтерий тут же ощутил успокоение и какую-то странную апатию ко многим, кажущимся ему еще совсем недавно важными вещам, в том числе и к собственной, раскачивающейся на тонюсеньком волоске обстоятельств судьбе. Свежесть и тишина, царившие в погруженном в полутьму безлюдном парке, внезапно не только успокоили ученого, но и освободили его от потаенных страхов и жестких ограничений, в плену которых он прожил последний десяток, а то и более лет. Обычно забитая лишь расчетами, знаниями да правилами голова Сонтерия неожиданно оказалась абсолютно пустой, как будто очищенной от мелочного, второстепенного хлама, и его озарила изумительно простая и явная мысль. Проживший не одну сотню веков вампир вдруг не только понял, но и прочувствовал каждой клеточкой своего тела, что в жизни каждого существа является самой главной, первостепенной ценностью, по сравнению с которой все остальные достижения и блага – лишь одно большое, всеобъемлющее Ничто, жалкая иллюзия, блестящая ловушка-обманка, уродливый плод трусливого самовнушения.

«Главное в жизни – свобода! Только свободный индивидуум может по-настоящему быть личностью, и не важно, кто он: человек, моррон иль вампир! – крутилось в голове Сонтерия, опьяненного осознанием того, что он наконец-то избавился от клановых оков и перестал быть малюсенькой, безвольной букашкой в огромной колонии таких же, как он, порабощенных общностью существ. – Я ведь стал вампиром не только для того, чтобы получить бессмертие, но затем, чтобы оказаться вне королевских законов и избавиться от ярма человеческих норм, обычаев и традиций. Я пережил обращение, чтобы обрести свободу от всех, но как-то сам для себя незаметно ее потерял, как только примкнул к клану. Как же так вышло? Знания, исследования, моя работа – ведь это всего лишь инструменты, при помощи которых я хотел улучшить себя и окружающий мир, а также закрепить свою независимость. Как же так получилось, что они из средств достижения цели в эту самую цель и превратились?! Как же я вновь попал в кабалу обязательств?! Как же я позволил «ястребиным когтям» вновь лишить меня свободы и поработить?»

Осознание собственной ошибки душило Сонтерия, но в то же время его и радовало, что все уже осталось далеко позади. Отважившись на предательство, он вновь обрел желанную свободу, и даже если ему с напарником – морроном и не удастся свершить безумное, с точки зрения здравого смысла, начинание, то он все равно умрет не рабом, а свободной, подчиняющейся лишь собственной совести личностью.

Частенько случается так, что здравые мысли хоть и просветляют сознание, но приходят не вовремя и поэтому причиняют вред. Так уж вышло, что погруженный в себя Сонтерий допустил сразу три грубейшие ошибки и тем самым не исполнил обязанности проводника в незнакомом и враждебном союзнику мире. Во-первых, еще на подступах к парку вампир позволил моррону выйти вперед и возглавить шествие к беседке с телепортером, хоть логичней и безопасней было бы, если они двигались чуть медленней и рука об руку, притворяясь парочкой вальяжно прогуливающихся в перерыве между работой ученых. Во-вторых, неопытный в шпионских играх старик совершенно позабыл предупредить напарника, что тому вовсе не стоит бояться встречи с другими учеными. Новое платье Анри хоть и не было сшито по причудливой шеварийской моде, но мало чем отличалось от покроя одежд членов научного корпуса. Вдобавок жидкость, которую Фламмер выпил, не только нейтрализовала специфический запах крови морронов, но и придавала его телу характерный для вампиров клана Мартел аромат. Иными словами, соратник Сонтерия и выглядел, и пах, как вампир, а исследователей в научном корпусе было так много, что они просто не могли запомнить друг дружку в лицо. В-третьих, задумавшийся вампир совершенно позабыл предупредить торопившегося как можно быстрее добраться до заветной беседки моррона, что в искусственном парке следует передвигаться исключительно по дорожкам и, как бы ни сложились обстоятельства, ни за что не прятаться в кусты и не сокращать путь прогулкой между деревьями.

Нетрудно догадаться, что неприятности не заставили себя долго ждать. Едва впереди заговорщиков замаячила одна из беседок, в которой собралась компания из пяти-шести ученых, своевременно не предупрежденный о нюансах маскировки в мире вампиров моррон сразу же совершил грубейшую ошибку. Вместо того чтобы просто сбавить шаг и, взяв спутника под ручку, завести с ним непринужденную беседу, Анри обнажил мечи и, по-кошачьи выгнув спину, совершенно бесшумно прыгнул в растущие справа кусты.

Сонтерий пытался тихонько окликнуть напарника, но было уже поздно. Моррон не затаился на одном месте, а тут же продолжил путь, собираясь прокрасться мимо беседки через густую, доходившую местами ему до пояса траву и прячась за стволами деревьев. Не прошло и пары секунд, как из глубины парка донеслись какие-то шорохи и едва различимое слухом грозное рычание. Случилось самое страшное, моррон натолкнулся на стайку къербергов, и они не признали в нем своего. Немного успокоило вампира лишь то, что выдрессированные, как охранники, животные не повели себя, как дворовые шавки, и не подняли тревогу лаем. Их специально приучили не нарушать сон господ шумом и самостоятельно разделываться с незваными ночными визитерами. Сил у одной лишь твари вполне бы хватило, чтобы за несколько секунд загрызть довольно сильного и неплохо вооруженного вампира.

Несколько мгновений в голове вампира царил сущий бедлам. Он впервые за долгие годы был растерян и не знал, что ему предпринять: остаться на дорожке или прийти на помощь попавшему в беду соратнику. С одной стороны, Сонтерию вовсе не хотелось быть растерзанным «адскими псами», но с другой, он прекрасно понимал, что без Фламмера все его действия просто бессмысленны, а жизнь не стоит и ломаного гроша. В конце концов, далекий от ратных свершений вампир решил отважно броситься навстречу наименьшему из своих страхов. Обнажив меч, он нырнул в кусты и быстро побежал в сторону, откуда доносился негромкий шум уже начавшейся расправы. Сонтерий тешил себя надеждой, что къербергов не более трех и что ему удастся напасть, по крайней мере, на одного со спины.