Так что Прим шла по дороге на юг. В сравнении с горными перевалами Каллы это была легкая прогулка. Прим закуталась в одеяло, накинув его на голову, как плащ, а на плече несла простую суму, где лежал запас еды на несколько дней, кошель с монетами и письменные принадлежности: перья, нож, чтобы их очинять, и набор для растирания чернил.

Дорога вилась вдоль побережья. То и дело за поворотом Прим, как и другим путникам, открывался город. Со стороны моря (в прежние времена – реки) Второэл надежно защищала стена, чтобы ему не повторить судьбу первого Элгорода. Позже с ее внешней стороны выросли дома, в основном из обожженной глины, и скрыли нижнюю часть стены за крышами и дымами. Однако верхняя галерея от башни до башни была видна отчетливо.

Башен было пять, и стояли они так, чтобы с них просматривался Первый разлом и Становье на другом берегу. При всей своей огромности они казались маленькими по сравнению с тем, что высилось за ними. Многовековые деревья на склоне горы за Второэлом помнили еще Адама. Через лес серпантином вилась дорога. Однако вершину хребта венчало что-то белое и воздушное, словно нависший над городом пенный гребень волны. Прим решила бы, что это ледник, какие встречаются в горах Каллы, не знай она, что это на самом деле: Улей. Несметные ячейки, населенные душами, бесконечно не похожими на тех, что ходят на двух ногах и разговаривают между собой словами, песнями, взглядами и жестами.

Про Улей было известно очень мало, только что он окружает основание Столпа в середине Земли и тянется от него двумя языками Ульетракта – на восток к Кишемам и на запад по хребту над Второэлом. Здесь со временем Улей заполнил промежутки между огромными каменными святилищами и базиликами, которые ульдармы воздвигли во славу Эла. Получилось единое целое, тянущееся по хребту на лигу. Мало кто из жителей Второэла бывал в Святилище. Взобравшись по серпантину на хребет, они могли пройти в центральные ворота – за ними начиналась дорога на восток. Однако в Святилище допускали только немногих избранных.

– Я иду в Торавитранакс, – сказала Прим. Она отрабатывала фразу сотни раз, учась выговаривать слова с акцентом холодных осколов к северу от Каллы. Сейчас ей впервые случилось произнести это перед незнакомцем.

– А что тебе там надо? – спросил автохтон.

Прим и еще с десяток путников толклись перед северными воротами Второэла. Их оглядывали и расспрашивали несколько автохтонов, направлявшие скакунов к каждому, кто возбудил их любопытство.

Конь говорящего с ней автохтона тянул морду к ее суме, привлеченный, без сомнения, запахом яблок. Прим, стараясь не обращать внимание на коня, прикрыла ладонью глаза – солнце было у автохтона прямо за головой – и, как могла, посмотрела вопрошающему в глаза.

– Меня отправила на юг моя семья, учиться искусству письма у Пест, – сказала Прим. Автохтон должен был понять, что речь про академию, которую Пест основала века назад.

– Кто тебе сказал, что тебя возьмут? – спросил автохтон, оглядывая ее с ног до головы.

– Если не возьмут, я буду учиться у кого-нибудь из писцов попроще. Говорят, рядом с большой школой есть много маленьких.

– Почему твоей семье так важно письмо, что тебя отправили учиться в такую даль?

– У нас три корабля, и очень многое надо записывать.

Она по-прежнему не видела лица автохтона, поскольку смотрела против света, но, судя по всему, он пристально ее разглядывал.

– К узким воротам, – распорядился он и глянул на верхнюю галерею стены, убеждаясь, что дозорные услышали его слова.

Прим проследила взгляд автохтона и увидела ряд шлемов, натянутые тетивы, полные колчаны. Внизу было двое ворот – широкие, куда входила дорога и куда могли проехать даже самые большие упряжки и фургоны, и другие, куда могла пройти за раз только одна пешая душа. Широкие вели на главную набережную, узкие – на первый этаж здания за стеной. Как далеко тянется это здание и что там происходит, Прим знать не могла. Однако несколько лучников наклонились в ее сторону, и было ясно: если не подчиниться, далеко она не уйдет. Обернувшись через плечо, она поняла, что и назад хода нет – лучники пустят ей стрелы в спину. Да она и не собиралась поворачивать. Это значило бы отказаться от Подвига, даже к нему не приступив.

Прим вошла в небольшое помещение вроде прихожей и первый раз в жизни увидела перед собой ульдарма.

Она встречала их изображения в книгах и на шпалерах, обычно на заднем плане, где они заполняли пустое место, занимаясь под началом автохтонов чем-нибудь малоприятным. В Дальне, в одном из залов парадного дома, стояло чучело ульдарма. Во время короткой остановки в Западном Отщепе Прим издалека заметила нескольких, когда те пауками карабкались по корабельным снастям, требующим починки, или отскребали борта от ракушек. И, разумеется, дозорные на стене все были ульдармами. Однако здесь она оказалась перед ним лицом к лицу. Он стоял у двери, ведущей в помещение побольше, разделенное на ряды длинными дощатыми столами. Шлем ульдарм положил на пол, а копье прислонил к стене, однако все равно был облачен в доспех из жесткой кожи и вооружен то ли очень длинным ножом, то ли очень коротким мечом. Прим сказали, что лица у них несимметричные, и не обманули. Ульдармы бывают разной окраски, а ростом могут быть по пояс или по плечо таким, как Прим, в зависимости от того, где и для чего нужны. Однако правая сторона у них всегда больше левой. Легенда гласит, что они появлялись в старом Элгороде, где их приставляли к простой работе – рубить лес, добывать руду, обжигать кирпичи, ковать железо, однако до появления автохтонов у них не было ни цели, ни руководства. Автохтоны знали, что делать и как, но были немногочисленны. Поэтому обитатели Элгорода, или, после его гибели, Второэлгорода, стали правой рукой автохтонов. Они сделались сильными и выносливыми. Умом они не блистали, а некоторые породы едва умели говорить, так что головы у них были маленькие; рты служили им для жевания и глотания грубой выдаваемой пищи, а не для речи; зато уши были большие, чтобы лучше слышать приказания. На теле у них волосы росли густо, на голове – редко; в жаркую погоду они линяли, а из выпавшей шерсти плели колючие веревки для гамаков, в которых спали вповалку, храпящими ворочающимися кучами. На мужчин и женщин они больше не делились, поскольку их спаривание было автохтонам без пользы. Хозяева надреза€ли им уши, наносили татуировки и другие пометы, чтобы назначение ульдарма было видно с первого взгляда. От опасной работы они умирали или слабели, и тогда их заменяли новыми из храмового комплекса наверху, где собирали новоявленные души и придавали им форму.

Прим была девушка воспитанная, поэтому при виде ульдарма еле сдержалась, чтобы не пожелать ему доброго дня и не отпустить замечание о погоде. Однако от таких, как Прим, ульдармы ждали только приказа либо мольбы о пощаде.

И приказ последовал – от кого-то из соседнего помещения, на том грубом языке, на котором автохтоны отдают распоряжения ульдармам, так что Прим ничего не поняла. Ульдарм щелкнул каблуками, повернулся и слабой левой рукой указал на дверь. Прим поняла, что должна туда войти. Тут стало ясно, для чего нужны длинные столы, – на один из них автохтон велел ей положить суму для досмотра.