— Боже мой, Катерина! — рявкает она. — Ты что, маленькая девочка и совсем ничего не понимаешь? Приняв корону, которая по праву принадлежала Марии, Джейн совершила государственную измену, так что у нас с отцом и в мыслях нет пытаться освободить ее из Тауэра. Только королева Мария может решить судьбу твоей старшей сестры.

— Но ведь Джейн буквально навязали эту корону! — возражаю я, пораженная такой несправедливостью.

— Мы должны молиться о том, чтобы королева приняла это во внимание, — бормочет в ответ миледи.

— Она наверняка примет это во внимание! — не в силах сдерживаться, кричу я. — Говорят, она милосердна!

— О да, Мария и в самом деле милосердна. Я ее давно знаю. И возлагаю на нее все свои надежды. — Всегдашняя непоколебимая самоуверенность матери рушится буквально на глазах: у нее такой вид, будто она вот-вот грохнется в обморок. Мне кажется, что наступил конец света.

— А как вообще восприняла все это сама Джейн? — спрашиваю я.

— Я ее не видела. Отец сообщил ей, что она больше не королева, и лично сорвал балдахин над ней. Она отнеслась к этому спокойно, сказала, что гораздо более охотно снимает с себя королевское облачение, нежели надевала его. Потом спросила, можно ли ей уехать домой. И тогда милорд, понимая, что должен сделать все для сохранения наших жизней и состояния, оставил ее и отправился на Тауэр-Хилл, где участвовал в торжественной церемонии провозглашения Марии королевой. После чего мы поспешили вернуться домой.

Все понятно: отец с матерью бежали, оставив Джейн. Они бросили родную дочь на произвол судьбы. Они использовали нас обеих в собственных целях и погубили. И в этот момент я вдруг перестаю быть ребенком, который безусловно принимает мудрость родителей. Внезапно мне становится ясно, что они далеко не безгрешны.

Миледи расхаживает передо мной туда-сюда, ее заляпанный грязью подол волочится по полу.

— А где сейчас отец? — спрашиваю я.

— Он прячется, — говорит мне мама. — Лучше тебе не знать, где он. Если люди королевы будут спрашивать тебя, то ты сможешь с чистой совестью ответить им, что понятия не имеешь. Но до этого не дойдет.

— Почему?

— Потому что я сама пойду к королеве! Буду умолять ее простить Джейн и отца, постараюсь убедить, что их вынудил к этому Нортумберленд. В любом случае Нортумберленду — конец. Еще день-другой, и его обязательно схватят. Поэтому, что бы я ни сказала — его судьбу это не изменит.

— А как же мы с Гарри? — вскрикиваю я. — За нас вы не будете просить королеву, миледи?

— Потерпи, милая. Есть вещи более неотложные. Не ты одна попала в такую ситуацию. Между прочим, лорд Грей отверг твою сестру Мэри.

— Как можно сравнивать? Для нее это никакая не потеря! А мы с Гарри любим друг друга, и мы так подходим друг другу! Мы повенчаны перед лицом Господа!

Мать отвечает, хитро прищурившись:

— Иногда, чтобы добиться желаемого, не стоит идти напролом, но следует действовать тонко. Если я смогу убедить королеву простить отца и она отнесется к нему благосклонно — а я молю об этом Бога, — то Пембруку станет об этом известно, и твой брак, возможно, будет восстановлен.

На сердце у меня мгновенно становится легче. Похоже, надежда еще есть, а ведь, когда я покидала Байнардс-Касл, мне казалось, что я рассталась с ней навсегда. Какие странные повороты делает колесо Фортуны! Может быть, и правда не все потеряно? Моя мать снова стала прежней — яростной и могущественной женщиной, способной на очень и очень многое. То была всего лишь минутная слабость. А теперь она вновь держит ситуацию в своих руках, и все в этом мире можно поправить — мы с моим возлюбленным Гарри обязательно воссоединимся.

— Я уже думала, что больше никогда в жизни не услышу эти клеветнические измышления! — Герцогиня Сесилия была вне себя, от ее привычного спокойствия не осталось и следа. Она ворвалась на террасу, как взбесившаяся черная ворона. — Супружеская измена. Как он мог так со мной поступить? История с Кларенсом повторяется вновь! Ну есть ли на свете еще одна такая несчастная мать, которую бы постоянно предавали сыновья?

Анна поспешила обнять и успокоить старушку, которая буквально обмякла в ее руках. Кейт беспомощно смотрела на происходящее. Сесилия тяжело дышала, и Кейт опасалась, как бы силы полностью не оставили бабушку. Еще, не дай бог, умрет от волнения.

— Успокойтесь, миледи, — сказала Анна. — И умоляю, объясните нам, что случилось.

— Мой мажордом только что вернулся от Креста Павла,[36]куда он ходит каждую неделю на воскресную службу, — начала рассказывать немного успокоившаяся, но все еще чрезвычайно рассерженная герцогиня. — Сегодня на кафедру поднялся брат мэра, доктор Шаа. И знаете, какую цитату он вставил в свою проповедь? «А плодовитое множество нечестивых не принесет пользы, и прелюбодейные колена не пустят корней в глубину и не закрепятся на незыблемом основании».[37]— Герцогиню просто трясло от возмущения. — Подумать только, какая низость: он подкупил священника, и тот, не моргнув глазом и презрев всякие правила приличия, заявил, что отродье короля Эдуарда следует немедленно выкорчевать, поскольку ни один из его сыновей, да и вообще, никто из его потомков не может считаться законным правителем.

Анна ахнула, и ладонь ее в ужасе взметнулась ко рту.

— И кто же тот злодей, что подкупил доктора Шаа?

— Мой сын и ваш муж, — с величайшим презрением ответствовала Сесилия. — Не думала, что снова доживу до дня, когда плоть от плоти моей так бесстыдно опорочит свою престарелую мать!

— Господи Иисусе! — воскликнула Анна. — Я хочу знать, что именно там было сказано! Умоляю вас, не щадите меня — повторите во всех подробностях.

Герцогиня фыркнула:

— Этому священнику хватило наглости заявить, что мой покойный сын, король Эдуард, был плодом супружеской измены и ничуть не походил на моего мужа Йорка. А вот Ричард, сказал он, напротив, — вылитый отец, а потому именно он должен взойти на трон как законный наследник. И после этого Ричард — впредь я не буду называть этого человека своим сыном, потому что он мне больше не сын, — и после этого Ричард пришел на площадь вместе с Бекингемом. Но они просчитались: толпа была настроена против и при виде их принялась свистеть и улюлюкать, а Шаа обозвали изменником. Ну подумайте сами, разве могу я теперь появиться на людях, после того как Ричард публично оклеветал и оскорбил меня?

Анна опустилась перед свекровью на колени и заговорила тихо, но убедительно:

— Можете. Потому что ничто не способно лишить вас доброго имени и заслуженной славы, дорогая герцогиня. Вы имеете полное право взирать на мир, высоко подняв голову, ибо все знают: вас незаслуженно оклеветали.