— Что такой невеселый? — спросил Адам своего друга. — Дело сделал, вернулся благополучно. Будет благодарность от командира.

Константин помедлил с ответом, признался:

— Был рядом с домом и дома не побывал. Как там мои? Живы ли?

Душа болела за Марьянку. «Я вырву ее из когтей Ганди-Ахмеда», — как заклинание, твердил болгарин.

И сам себя спрашивал: «Но когда?»

Было уже за полночь. Пароконная подвода с двумя седоками вкатилась в густую тень румынского села Царевицы. Восемь копыт дружно щелкали по булыжной мостовой, поднимая настроение.

— Вот мы и дома! — словно очнувшись, весело произнес Чикутин. — Время позднее. Завтра доложите о прибытии. Николай Дмитриевич здесь, ночует в штабе.

— Разве штаб не в Зимнице?

— Здесь штаб отдела разведки. Место тихое, уютное. Каждый чужой человек на виду.

В Рущуке капитан Джангир намекнул: дескать, турецкие лазутчики уже нащупали штаб русских войск. Он — в Зимнице. Но скоро найдут и штаб русской разведки, откуда посылают лазутчиков на правый берег.

«Хаджи-Вали, берегитесь, — предупредил Джангир. — Наши намереваются схватить вашего главного вожатого. Он под пыткой всю свою балканскую агентуру выдаст».

Константин сделал вид, что это его не удивило, но на всякий случай пообещал: «Если это правда, с меня будет причитаться. Только есть ли у вас смелые захватчики? Да и кто рискнет на такое дело? Тут нужна умная голова».

И Джангир, мечтая заработать побольше, воскликнул: «А она уже там, в вашем штабе. Служит у вас какой-то немец. Вот он и готовит налет».

Этому верить не хотелось, но на войне все может быть. А немцы в русской Дунайской армии есть почти во всех штабах.

Коль Джангиру нужны деньги, вряд ли он будет врать. И Константин не стал дожидаться утра. Сказал, как скомандовал:

— Сначала в штаб, потом — куда прикажут.

— Дали бы Николаю Дмитриевичу отдохнуть.

— И рад бы…

К счастью, полковник Артамонов бодрствовал. Было два часа ночи. Вокруг дома усиленный караул. Здесь все Чикутина знали, поэтому пропустили во двор без пароля.

В штабе полковник был не один. У стола два незнакомых офицера, видимо, из штаба армии, что-то обсуждали над развернутой картой. Здесь же неотлучно находился унтер Семиволос — лучший чертежник топографического отдела. Судя по синему карандашу в руке, наносил на карту расположение войск противника.

— Успели! — таким словом встретил полковник вернувшегося из-за реки лазутчика.

— Разрешите представить рапорт.

— Господа, — обратился полковник к офицерам, — прошу нас оставить одних.

Унтер Семиволос, уходя вслед за офицерами, незаметно для полковника подмигнул товарищу. Этот жест можно было расценить как приветствие «С благополучным возвращением» и как поздравление с богатым уловом.

Оставшись одни, полковник взял Константина за плечи, потряс:

— Молодчина! — и уже неофициально: — А ты похудел, брат. Тебя там ваши турки не кормили, что ли?

— Разрешите доложить, — повторил Константин.

— Если есть что добавить к голубиной депеше…

— Значит, голубь долетел?

— Разве голуби не солдаты? Жаль, что и погибают, как под пулями воины.

— Видел, — с глубоким вздохом произнес Константин. — У меня на глазах одного голубка подстрелили. Из бедного перья так и посыпались.

— Это где?

— В Никополе.

Константин торопился сказать главное, а полковник о голубях…

— Ваше высокоблагородие, Николай Дмитриевич, в депеше я написал, что на вас готовится покушение. Вас хотят выкрасть. В штабе армии служит немец, турецкий лазутчик.

— Мы его вычислили. И знаете, кто? Журилов. Тихон Журилов, наш тихий и самый вроде бы незаметный геодезист.

— А как?

— Ваши сослуживцы вам потом расскажут. Они его подловили. Как глупого воробья на мякине… Ладно, ближе к делу.

Николай Дмитриевич поторопил и себя, и своего лазутчика.

— Вы только что видели двух капитанов. Это офицеры оперативного отдела Рущукского отряда. Отрядом, как вам уже известно, командует генерал-лейтенант Скобелев. По его просьбе я посылал вас в Рущук. Посмотрите.

Полковник жестом руки показал на карту.

— Правильно ли мы расшифровали вашу депешу?

Константин Фаврикодоров, чувствуя к себе особое расположение вожатого, с гордостью осознавал, что он не просто волонтер-агент, а унтер-офицер русской армии, наделенный правами и обязанностями, как и все русские люди, надевшие погоны. Он знал, что его все принимают за русского. Не знал он только одного: однажды военный министр генерал-фельдмаршал Милютин упомянул о нем в присутствии императора. Он сказал, что у полковника Артамонова есть агент-болгарин, у которого турецкий офицер отобрал жену. На что император воскликнул: «Сколько в Болгарии кровно обиженных! Все вместе — это обездоленный народ. Такому народу грех не помочь освободиться от турецкого ига».

Константин внимательно взглянул на знакомую карту-десятиверстку. Унтер Семиволос с ювелирной точностью нанес расположение подразделений турецкой пехоты. Это недавно прибывшая бригада Ахмет-Гамди-паши. У Систово — один табор плюс конная батарея. В самом Систово — две батареи.

— А вот на высоте Тепе-Бунар, нам хорошо знакомой, батареи пока нет, — заметил Константин, — но окопы для четырех орудий уже подготовлены. Противник может в течение одних суток перебросить их сюда из Вардена. В Вардене дислоцируется пять таборов. Все они в готовности двинуться туда, где будет переправа.

— И где же турки предполагают? — спросил полковник.

— Там, где вы указали румынским рыбакам.

— У Фламунды?

— Именно у Фламунды! Но не только там. Капитан Джангир от своего начальства слышал, что русские будут штурмовать крепость. Их разведка засекла три наших батареи в роще напротив паромной переправы.

Николаю Дмитриевичу было известно, что неделю назад генерал Скобелев распорядился выставить батареи в готовности к бомбардировке крепости Рущук. Боеприпасов подвезено много, благо железная дорога была рядом.

С Луганского завода, работавшего на Черноморский флот, прибыл эшелон со снарядами для 24-фунтовых пушек. Эти пушки кидали снаряды на пять верст. Но здесь было бы целесообразней поставить батарею восьмидюймовых пушек. У них дальность стрельбы значительно меньше, зато каждый снаряд весом в пять пудов. Какие стены выдержат?

Николаю Дмитриевичу было известно и то, что восьмидюймовки выставят в последний момент на другом направлении — там, где окажется настоящая переправа, — там, быть может, предстоит разрушать крепостные стены. Эшелоны с боеприпасами для крупных калибров, следовавшие из Тулы и Екатеринбурга, были уже в пути.