– Эй, – произнесла она. – Ну… я тут подумала…

Селина сердито вытерла лицо манжетой рубашки, что слегка огорчило Полли, ведь рубашку придется постирать и она больше не будет пахнуть Хаклом.

– Что? – спросила Селина.

– Ну знаете… когда я ужасно себя чувствую, настроение мне может поднять только одно.

– Мне совсем не хочется спиртного, – сказала Селина.

– Да не об этом речь, – отмахнулась Полли.

Селина наконец посмотрела на нее:

– А о чем?

– Идемте со мной, – предложила Полли, и Селина протянула ей руку.

В кухне маяка Полли включила все лампы, очень яркие, потому что Полли с Хаклом до сих пор не заменили гудящие флуоресцентные трубки. Обе женщины поморщились.

– Ладно, – усмехнулась Полли, замечая, что Селина все еще дрожит. Она действительно была пугающе худой. – Сначала главное. А главное – это кофе. Черный.

– Он обязательно должен быть черным?

– Да, – заявила Полли. – Я снова забыла купить молоко…

Она включила кофемашину, инстинктивно оглядываясь по сторонам в поисках Нила. Тупика всегда зачаровывал шум аппарата, и ему нравилось подбираться к нему поближе. Потом она, конечно, вспомнила, что Нила здесь нет. «Но он скоро вернется», – строго сказала себе Полли.

Она наполнила две чашки крепким кофе с пенкой и положила в них сахар, не обращая внимания на протесты Селины.

– Тише! Нам предстоит работа. Вперед.

Она достала из холодильника закваску, подраставшую уже несколько недель без присмотра.

– Что это?

– Молчите и пейте кофе, – сказала Полли, держа руку под струей из смесителя, пока не почувствовала, что вода стала теплой.

Она аккуратно добавила в закваску воды и перемешала их.

– Так еще хуже выглядит, – сказала Селина. – А уж запах…

– Заткнитесь, – посоветовала ей Полли.

Она повязала нелепый фартук с тупиками, подаренный ей Хаклом, а Селине дала куда более симпатичный, от Кэт Кидстон.

– Это зачем?

Полли достала с верхней полки пакет муки – качественной – и высыпала в большую чашу весь килограмм. Потом добавила мелкой морской соли, щепотку сахара и немножко воды, одновременно все перемешивая, пока ее опытный глаз не оценил консистенцию как правильную. Затем она переложила все в хлебный миксер и прибавила скорость.

После этого Полли посыпала очень нежной мукой два участка кухонного стола и разделила тесто пополам.

– Годится, – сказала она.

Селина внимательно наблюдала за ней.

– Я не готовлю еду, – пробормотала она.

– Вот и хорошо, – кивнула Полли. – Потому что это не приготовление еды, это выпечка.

Она включила радио. В этот утренний час можно было с удовольствием слушать местный радиоканал: диджей Роб Харрисон ставил много громких песен для фермеров и рыбаков, серферов и сборщиков фруктов, словно знал, что им нужно взбодриться.

– Это подойдет, – сказала Полли, когда на всю кухню заорал Фарелл. – За дело! – Она принялась мять и вытягивать клейкую массу. – Просто делай то же, что и я.

Селина уставилась на нее, потом посмотрела на свой изящный маникюр.

– Сними кольца, – приказала Полли. – И действуй!

Селина снова взглянула на свои пальцы; руки у нее слегка дрожали.

– Ох, – спохватилась Полли, на секунду переставая месить тесто. – Извини. Не надо их снимать.

Тонкие кольца, обручальное и помолвочное, были надеты на правую руку Селины, не на левую, как положено вдове. Прежде Полли этого не замечала. Селина довольно долго смотрела на них.

– Нет, – сказала она наконец. – Нет. Я их сниму. Я должна это сделать. Они для меня как цепи.

Полли долго молчала, а Селина не сводила взгляда со своих рук. Потом она медленно сняла оба кольца и радостно погрузила руки в большой липкий ком теста.

– Ах! – вздохнула она, в первый раз улыбнувшись.

Полли носом слегка отодвинула радиоприемник – таким талантом обладают почти все пекари, – и женщины принялись за дело: мяли, крутили тесто, колотили его и выплескивали на него все то, что имели против этого мира. Полли знала, что вручную почти невозможно слишком перемесить тесто – это за миксером следует присматривать, – и она с головой ушла в работу, осознавая наконец, как ей не хватало такого занятия, как ей недоставало усталости в руках. Полли чувствовала, что наконец пропадает напряжение в плечах и они сами собой расправляются, – оказывается, до этого момента она сутулилась, будто бы взвалив на себя все заботы мира или в одиночку поддерживая небосвод.

По радио зазвучала другая песня, тоже фантастически энергичная, – это было то, что нужно, – и Полли подумала, что она впервые за долгое время слушает музыку и наслаждается, чего не случалось уже несколько месяцев. Она даже ощутила, как начали двигаться ее бедра, и улыбнулась, заметив, что Селина так погрузилась в дело, так азартно колотит тесто – в нем крылась боль из-за Тарни, или ее проблемы, или что-то еще, – что тоже невольно двигает бедрами в такт музыке.

– Вот так! – подбодрила ее Полли, когда тесто начало меняться, становясь гладким и пластичным по мере того, как размягчался глютен.

– Ух ты! – воскликнула слегка порозовевшая и запыхавшаяся Селина. – Это вроде боксерской груши!

– Только это будет куда вкуснее боксерской груши, – пообещала ей Полли.

У них за спиной над морем показались розовые персты зари.

– Хорошо, – определила наконец Полли. – Поставим все в теплое место… Ох черт!

– Что?

– Плиту я давно не включала. Обычно она вообще не выключалась… – грустно пояснила Полли. – И у меня всегда было теплое место. А, ладно.

Она все равно включила плиту, положила тесто в миски, накрыв их чистым чайным полотенцем, и оставила, чтобы оно подошло. Потом они с Селиной быстро помыли и вытерли стол. Сварив еще кофе, Полли повернулась к Селине и увидела, что та лежит головой на столешнице и спит глубоко и безмятежно, как ребенок.

Полли принесла из верхней спальни одеяло, осторожно потормошила Селину, отвела ее в кресло у двери и укрыла, а сама вышла с чашкой кофе наружу. На чахлой траве между камнями лежала роса, небо светлело с каждой секундой. Полли вернулась проверить тесто; скоро приплывут рыбаки, и было бы неплохо угостить их чем-то вкусным и еще теплым. Можно открыть одну из последних партий меда Хакла – цветочного, с легким цитрусовым привкусом, который она так любит.

Полли обнаружила, что весело напевает, раскладывая тесто по формам и снова оставляя его подняться. У нее просто чесались руки, привыкшие делать по утрам в десять раз больше, и она лишь теперь осознала, как ей всего этого не хватает. Действительно не хватает. Пусть теперь ей не нужно вставать до рассвета, что поначалу казалось даже некоторой роскошью, не в том радость – ее жизнью была работа, работа была ее сутью. Отсутствие работы делало ее грустной и подавленной. Необходимо уже во всем навести порядок, думала она, ставя формы в печь и решая быстренько приготовить немного слоеного теста для круассанов. Не повредит.