– Инспектор, я хочу вам кое-что сообщить, – сказал Датт. – Мы пойдем по кругу и будем продолжать до тех пор, пока не найдем того, кто нам нужен. Или нужна. – Датт взглянул на меня: он забыл спросить у меня, кто это был. – Такая вот работа у полицейских. – Он приготовился ударить того же человека наотмашь. Я покачал головой и слегка поднял руки. Объединители застонали. Человек, которому угрожал Датт, попытался встать, но Датт схватил его за плечо другой рукой и толкнул обратно на стул.

– Йохан, да скажи ты ему! – крикнула панкушка.

– Инспектор, я хочу вам кое-что сообщить.

Собравшиеся за столом стали повторять те же самые слова по очереди. «Инспектор, я хочу вам кое-что сообщить. Инспектор, я хочу вам кое-что сообщить».

Один из них говорил очень медленно – возможно, провоцируя нас. Датт удивленно поднял бровь и еще раз ударил его друга. Не так сильно, но на этот раз появилась кровь.

– Долбаный Свет!

Я нерешительно мялся у двери. Датт заставил их всех это повторить и назвать свои имена.

– Ну? – спросил он у меня.

Это, конечно, не была ни одна из двух женщин. У одного из мужчин голос был грубый, и, насколько я мог понять, по-иллитански он говорил с акцентом неизвестной мне части города. Это мог быть любой из оставшихся двоих. Особенно один – помоложе, который назвал себя «Дахар Ярис», – не тот, которого ударил Датт, а парнишка в рваной куртке с надписью «Нет значит нет». Надпись была по-английски, и поэтому я предположил, что это не лозунг, а название группы. Если бы он произнес те же самые слова, что и мой собеседник, или же говорил на том же мертвом языке, то мне было бы легче. Датт увидел, что я смотрю на парнишку, и вопросительно указал на него. Я покачал головой.

– Повтори еще раз, – сказал ему Датт.

– Нет, – сказал я, но Ярис уже бессмысленно бормотал эту фразу. – Кто-нибудь из вас говорит на древнем иллитанском или бешельском? На корневом языке? – спросил я. Они переглянулись. – Знаю, знаю – нет ни иллитанского, ни бешельского, и так далее. Кто-нибудь из вас на нем говорит?

– Все говорят, – ответил мужчина постарше. Он так и не вытер кровь с губы. – Мы ведь живем в городе, а это – его язык.

– Осторожно, – сказал Датт. – За такое я могу предъявить тебе обвинение. Вот этот, да? – он снова указал на Яриса.

– Не надо, – ответил я.

– Кто знал Махалию Джири? – спросил Датт. – Белу Мар?

– Марию, – сказал я. – Марию как-то там. – Датт поискал в кармане ее фотографию. – Здесь его нет. – Я уже был в дверях и выходил из комнаты. – Бросьте. Это не они. Пойдемте. Пойдемте.

Датт подошел ко мне.

– М-м? – прошептал он, недоуменно глядя на меня. Я слегка покачал головой. – Просветите меня, Тиадор.

В конце концов он поджал губы и повернулся к объединителям.

– Будьте осторожны, – сказал он.

Они смотрели ему вслед, растерянные и напуганные. У одного из них шла кровь. Мое собственное лицо, полагаю, застыло, поскольку я стремился не выдавать эмоций.

– Я в замешательстве, Борлу. – Обратно Датт поехал гораздо медленнее. – Не могу сообразить, что сейчас произошло. Вы дали задний ход, а ведь это была наша лучшая зацепка. Единственное рациональное объяснение – то, что вы боитесь стать соучастником. Ведь если вам позвонили и вы стали действовать на основании звонка, то да, это пролом. Но, Борлу, на вас же всем плевать. Это крошечный пролом, и вы прекрасно знаете, что на него закроют глаза, если это поможет разобраться с делом поважнее.

– Не знаю, как у вас, в Уль-Коме, но в Бешеле пролом – это пролом.

– Ерунда. Что это значит вообще? Значит, вы так? Значит, это все? – Он притормозил за бешельским трамваем; мы закачались на чужеземных рельсах пересеченной дороги. – Твою мать. Тиадор, мы все уладим, придумаем что-нибудь, не вопрос – если вас это беспокоит.

– Дело не в этом.

– Надеюсь, что так, блин. Очень на это надеюсь. А иначе на что вы взъелись? Слушайте, вам не придется давать показания на себя…

– Дело не в этом. Среди них нет того, кто мне звонил. Я даже не знаю точно, действительно ли мне звонили из-за границы. Отсюда. Я ничего точно не знаю. Возможно, это был розыгрыш.

– Ясно. – Датт высадил меня у гостиницы, но сам из машины не вышел. – Мне нужно разобраться с бумагами, – сказал он. – Вам, наверное, тоже. Это займет пару часов. Нам стоит еще раз поговорить с профессором Нэнси, и я хочу снова перекинуться словечком с Боуденом. Вы это одобряете? Если поедем туда и зададим несколько вопросов, эти методы не вызовут у вас возражений?

После нескольких неудачных попыток я наконец дозвонился до Корви. Поначалу мы пытались использовать наши дурацкие кодовые слова, но быстро бросили.

– Извините, босс. Я секу в этой теме, но ни за что не смогу стырить файлы личного дела Датта у милиции. Блин, да это же будет международный скандал. А что вам вообще нужно?

– Просто хочу узнать, кто он такой.

– Вы ему доверяете?

– Кто знает? Они тут действуют старыми дедовскими способами.

– Серьезно?

– Используют интенсивные методы ведения допроса.

– Я расскажу Ностину, ему понравится, он поедет по обмену. Босс, вас, похоже, что-то ошеломило.

– Просто сделай одолжение, постарайся что-нибудь добыть, ладно?

После телефонного разговора я взял «Между городом и городом» и снова положил ее на место.

– Насчет фургона ничего? – спросил я.

– На записях, которые мы нашли, он не попадался, – ответил Датт. – Свидетелей нет. После того как он въехал в Копула-Холл с вашей стороны, все в тумане.

Мы оба знали, что любой улькомец, увидевший фургон такой модели с бешельскими номерами, скорее всего, думал, что он находится в другом городе, и старался быстро его развидеть, не замечая, куда он едет.

Когда Датт показал мне на карте, что квартира Боудена находится совсем рядом с полицейским участком, я предложил отправиться туда на общественном транспорте. Я ездил в парижском и московском метро и в лондонской подземке. Раньше улькомское метро было более брутальным, чем любое другое, – эффективное и в некотором смысле впечатляющее, но довольно бескомпромиссно бетонное. Лет десять назад его обновили – по крайней мере, станции во внутренних районах. Каждую передали в распоряжение какому-нибудь художнику или дизайнеру и сказали – преувеличивая, конечно, но не сильно, – что с деньгами проблем не будет.

Результаты были неоднозначные, но несколько станций получились просто великолепными, и все были настолько разные, что голова шла кругом. Ближайшая к моей гостинице станция оказалась китчевой имитацией стиля «нуво». Поезда были чистые и быстрые и – переполненные, а на некоторых линиях, в том числе на этой, без машинистов. Станция «Уль-Ир» недалеко от приятного, но безликого района, где жил Боуден, была пестрой мозаикой из силуэтов в стиле конструктивизма, а ее цвета заставляли вспомнить о Кандинском. Расписывал ее на самом деле художник из Бешеля.