Инесса собрала в кулак всю свою волю и начала действовать. Она не стала пользоваться лифтом, интуитивно избегая замкнутых пространств, быстро добежала до верхнего этажа, забралась по лестнице на пролете к люку, закрывающим путь на крышу. Она с силой толкнула люк вверх, и он со скрипом отворился. Пожарная лестница, привинченная к тыльной стороне дома параллельно сточной трубе, сейчас являлась ее главной надеждой уйти от преследователей. Что до подруги, то Инесса не считала эту смазливую выдру, насквозь пропитанную завистью, своей подругой. Она без сожаления одарила завистницу неприятностями, которых та заслуживала. Девушка, проживающая в квартире номер 134, работала начинающим телесиноптиком на дециметровом канале и подавала надежды. По сути своей и мировоззрению ее место если и было связано с телевидением, то только с эротическими программами про замещение любви сексом, а хлеба кексом. Инесса, устроившая подружке поздний визит бандитов, полагала, что урок пойдет на пользу не только красавице, но и улучшит погоду. Ну а если честно, то думать особо не было времени…

Высоко! Черт побери… Даже купол отеля «Олимпик-Пента» выглядел маленьким кружком диаметром в серебряный доллар. Надо спускаться. Инесса медленно полезла вниз, стараясь смотреть только вверх. Минут за десять она одолела лестницу, и ее нога ступила на асфальт. Ее никто не схватил. Значит, путь свободен.

Она помчалась к проезжей части. Голосовала недолго. Рядом остановилась машина, какой-то «жигуленок». Инесса прыгнула в салон без спроса и буркнула водителю:

– Поехали.

– Куда, девочка, милая? – поинтересовался пожилой мужчина.

– На Можайку.

– Прости, родная, мне не по дороге.

Инесса закрыла ему рот стодолларовой купюрой. Водила деловито переключил рычаг коробки передач и тронулся в путь.

Она ехала ко мне с одним только желанием – наконец объясниться. Я и впрямь не заслуживал того, чтобы оставаться фарфоровой куклой, в которую бросают медяшки, а потом вдребезги разбивают. Но ее ко мне манила еще одна причина. Если б я знал о ней, то прыгал бы от счастья. Смертельная опасность, нависшая над ней, растопила лед, замуровавший чувства. Она ничем не отличалась от других молодых женщин. В двадцать пять большинство из них приступают к поискам постоянства и часто произносят термин «серьезные отношения». Она хотела признаться во всем – и в том, что имела намерение использовать меня в своей необъявленной войне против Лорда, и в том, что однажды усомнилась во мне, и в том, что по-настоящему влюблена.

Одной противостоять сложившемуся положению вещей больше невмоготу. На этом свете сейчас был лишь один человек, которому она могла, хотела и обязана была открыться, – я… Только мне она могла доверить тайну, ибо мы оба пострадали от этих людей, оказались в одинаковом положении. И хоть Миша Зеленгольц не приходился мне кровным братом, он был дорог мне почти так же, как Инессе ее Кристина. Нет, не она втянула меня в эту страшную историю, конец которой не виден. Так произошло помимо ее воли. Я должен был узнать правду.

И все-таки сомнение – эта точащая душу, как волны стачивают прибрежные камни, человеческая слабость, иногда спасающее, но больше тормозящее чувство не давало ей покоя. Она сомневалась, что я нуждался в правде. Она думала, что я вполне мог без нее обойтись. Что для меня гораздо важнее другое – я ведь теперь знаменит. Слава, деньги, общественное мнение, престиж… Как много значит для нас эта приятная мишура. Больше ли, чем дружба, верность, любовь, которых, может, и нет вовсе или они где-то там, за слепящей радугой? А мишура рядом, иногда она тебе не принадлежит, но от этого бывает еще заметней…

Гадкое чувство тревоги и нерешительности ранило ее сердце. Я говорил, что значит для меня слава. Она неспроста прощупывала меня на эту тему. Когда она спросила однажды, нравится ли мне быть звездой, я ответил, что это единственное состояние души, которое меня не угнетает.

Но мои глаза – вот что вызвало ее доверие. В моих карих глазах она прочитала чистую сказку о грусти, навеянную усталостью от притворства и по-детски наивной добротой. Эта чудная сказка действительно нашла уютное пристанище в моих глазах, когда мой пораженный суетой разум выселил ее из моего очерствевшего сердца. Когда она вспомнила о моих глазах, ей вдруг стало намного спокойнее. Нет, она не могла обмануться.

Инесса еще раз повернула голову и посмотрела в боковое зеркало заднего вида. Ее план избавиться от «хвоста» удался. Сзади чисто. С Садового водитель свернул на Новый Арбат. По прямой до Кутузовского. До Можайки – рукой подать…

* * *

Хуже всего было то, что, услышав звонок, я испугался. Ведь это оказался не звонок домофона. Незваный гость был уже на лестнице. И этим незваным гостем был не кто иной, как сам Лорд. С минуту я метался по комнате, словно умалишенный, не позволяющий санитарам надеть на себя смирительную рубашку. Звонок повторился еще раз. Я додумался спрятать диск и карту памяти под диван, затем кинулся на кухню за ножом, потом решил оставить глупую затею обороняться – если ребята Лорда войдут, то надо лепить из себя кретина, ни сном ни духом не ведающего, о каком, собственно, видеоматериале идет разговор. У Инессы же получилось. Чем я хуже – мужчина все-таки. Хотя правду говорят, что процент трусов выше среди мужчин, и, если бы господь доверил им детородную прерогативу, процент трусов-мужчин заметно бы сократился, но лишь вследствие общего снижения рождаемости.

«Они обыщут квартиру, сразу найдут!» – запаниковал я. Очередной звонок не дал мне перепрятать карту и диск. Я уставился на Лорда в экран видеодомофона и спросил, имитируя заспанный голос:

– Кто там?

– Лорд, – ответил поздний гость.

Лорд не замедлил объяснить цель своего внезапного визита, избавив тем самым меня от возможных вопросов. Но в этом была и ошибка – надуманный повод прихода к своему протеже в столь поздний час позволил мне собраться с мыслями и прекратить нелепое мельтешение. Лишь поочередно дергающиеся мешки под глазами выдавали верхний предел моего напряжения. Я был на взводе, но Лорд не придал значения такой ерунде. Нервическим натурам свойственно и не такое – одни кусают ногти или сосут пальцы, у других эти пальцы дергаются, третьи выпивают по ночам. Увидев пустую бутылку «Чивас», Лорд определил меня в категорию третьих. Мои глаза интересовали его куда меньше, чем Инессу.

– Мои друзья из ГУВД сообщили об этом нападении, – на ходу сочинял Лорд, направившись в комнату без приглашения. – Я ей не раз предлагал телохранителя, но она ни в какую. Вот и допрыгалась… – плюхнулся он на мой диван.

Я проглотил комок, застрявший в горле, но промолчал.

– Уверен, она вляпалась в какую-нибудь паршивую историю. Может, ты в курсе, в какую? – Карлик пробуравил меня своим ястребиным взглядом.

– Не в курсе, – ответил я.

– Ты-то как там очутился? – «по-доброму» поинтересовался он, проявляя неподдельное участие. – Мне передали – тебе досталось. Как себя чувствуешь?

– Да я в порядке, – выдавил я из себя. Мои односложные ответы оправдывала пустая бутылка «Чиваса». Я опорожнил ее как нельзя кстати.