Не знаю, делала ли такая жизнь Анкхарата счастливым. Я редко с ним говорила и было бы странно вот так с наскоку взять, перегородить ему дорогу и заговорить с ним счастье тонном заправского проповедника: «Позволь мне рассказать тебе о счастье, дорогой муж?»

«Счастье» в их языке было, но что именно приносило счастье мужчинам Нуатла мне оставалось только гадать.

Я тоже стала избегала Анкхарата. Благо обширные владения позволяли разойтись, как в море корабли, и не встречаться нигде, кроме как за обязательным ежевечерним приемом пищи.

Отправляясь со Швинном на прогулки, я загодя узнавала, какие тренировки сегодня проводил Анкхарат и где. Если они устраивали заплывы, то я держалась как можно дальше от реки. Если солдаты с криками и копьями атаковали деревянных манекенов в лесочке неподалеку, то мы с Швинном отправлялись к тихой речной заводи, где и купались. Иногда вместе.

Со временем Швинн привык и к Зурии. Наверное, свою роль в этой любви навеки сыграло и то, что жрица стала делиться с тигром особо лакомыми мясными кусочками. Зурия, конечно, ворчала при этом, но с улыбкой.

Швинн рос еще быстрее, чем дни сменяли друг друга. Если поначалу мне приходилось поджимать ноги, потому что иначе пятки царапали землю, то на исходе четвертого месяца моего личного календаря, сидя на спине тигра, я поняла, что в этом больше нет нужды — я перестала дотягиваться до земли. А чтобы забраться на спину, теперь приходилось подпрыгивать.

Тогда я наведалась к мастеру кожевнику, который от восхода до зари плел нагрудники из кожаных лент, чтобы обмундировать армию Анкхарата, и объяснила ему, что мне нужно. Дольше всего я объясняла не то, что такое стремена, их-то давно изготавливали для орлов Сыновей Бога, а то, зачем они мне вообще понадобились. Кожевник не верил мне до тех пор, пока я не привела к нему Швинна, который, как истинный кот, тут же развалился в проходе и заснул.

Работа в кожевне встала. О нагрудниках все забыли.

Подмастерья принялись прилаживать, подтягивать, укорачивать орлиные стремена из запасов Анкхарата. Обмеряли меня и спину тигра, поначалу с опаской, но Швинн был настроен благодушно и даже перевернулся белым пузом кверху, чтобы обмерить грудную клетку.

Вообще, если честно, своим поведением Швинн мало напоминал настоящего хищника, рожденного на воле. Поначалу глядя на него, я видела то, что хотела, а именно его тоску по свободе, но я ошибалась — саблезубых котов разводили специально для жертвоприношений, объяснила мне Зурия. Получается, предки Швинна давненько уже были одомашнены, не до такой степени, конечно, чтобы лезть к котикам с поцелуями, но в достаточной, чтобы Швинн легко свыкся с постоянным присутствием людей рядом с ним.

А мое обаяние и мягкое с ним обхождение довершили дело. Ну, мне хотелось так думать.

Уехала я от кожевников укомплектованная по самое не могу. Они подогнали по тигриной спине мягкое седло со стременами для детей, начинающих орлиных всадников. Анкхаратово седло было раза в два больше, если он мог летать даже вместе со мной за его спиной. Оказывается, наличие второго всадника было предусмотрено в некоторых сёдлах. Но ремней безопасности все равно не было.

Швинну заменили старый ошейник на новый и вместо поводка, который к этому времени перетерся от того, что я постоянно накручивала его на руку, смастерили полноценные поводья подходящей для меня длины.

Мастер очень сокрушался, что у него нет под рукой правильных поводьев для тигра, и обещал достать их для меня в скором времени. Я понимала его озадаченность. Сейчас поводья крепились к ошейнику и это было ненадежно, а тигр не конь, на уздечку согласия не даст.

На головы орлов надевали своего рода клобук, сшитый из кожаных лент, который не мешал птичьему обзору. За клобук и крепились поводья, и я не раз видела, как во время выматывающих лётных тренировок, Анкхарат вынужден был приземляться, только потому что клобук слетал или сползал орлу на глаза, а от перегрузок рвались завязки на птичьей шее. Это был наиболее опасный момент для всадника, и мое сердце не раз замирало, когда Анкхарат приземлялся, что называется, без рук, держась только ногами.

Швинн носить кожаную сбрую наотрез отказался. Может быть, из-за меня. Я хохотала до икоты, когда увидела тигра в кожаной маске, словно из БДСМ-отдела. В ответ на мой смех чувствительный Швинн тут же отозвался оскорбленным рычанием, а мастера отпрыгнули в стороны, едва живые от страха.

Так что поводья пришлось прикрепить по старинке к ошейнику, как ни сокрушался мастер, но я клятвенно обещала ему, что не собираюсь воевать верхом на тигре, а для простых прогулок по лесу хватит и этого.

Кожевники переглянулись.

— Разве ты не готовишь тигра к гонкам перед Церемонией Очищением огнем? — удивился главный мастер.

Он даже выглядел чуточку расстроенным. Столько стараний, а красоваться придется перед белками.

— Разве я могу участвовать в гонках?

— Нет, женщина не может. Но ты можешь тренировать тигра. А наездником будет мужчина.

Черта с два я отдам Швинна какому-нибудь мужику!

Я поблагодарила мастеров и поехала обратно к каменным купелям. Пока мы добрались, сгустилась ночь. Какое-то время я возилась в темноте, снимая с тигра снаряжение, пока не поняла, что не вижу ни зги. Утомленный Швинн к этому времени улегся рядом и уснул, все еще с седлом на спине.

Я же сгребла в кучу хворост и сухие листья и велела им:

— Горите!

Ничего не произошло.

Я повторила попытку, но результата не было. Неужели дар оставил меня? Ведь после ритуала Матери я ни разу не обращалась к стихиям, может, они решили, что раз я боюсь их, то и повиноваться такой трусихе они не будут?

Когда я перепробовала все на свете формулировки, Швинн уже перевалился с живота на бок и видел седьмой сон, отголоски которого ловил передними лапами.

Я подняла голову — в побелевшем небе висела полная луна. Та же самая, круглое белое лицо, так похожее на недожаренный блин. Я улыбнулась ей, как старой знакомой, хотя я была знакома с ее значительно постаревшей версией в своем-то двадцать первом веке.

Я спросила луну:

— Почему у меня не получается?

Но лицо на поверхности луны только загадочно улыбалось, рассеянным белым светом заливая окрестности леса.

Что же изменилось, снова подумала я, и в сознании моментально всплыл ответ.

Язык.

Почти пять месяцев я говорила на одном только нуатле. Я даже думала на нем. А стихии как раз таки реагировали на мой родной язык. Когда я повторяла заклинания за Эйдером Оларом в подземной пещере возле горячего источника, ничегошеньки не происходило. Но стоило мне обратиться к огню на русском, как его реакция превзошла все мои ожидания.

Я растерла ладони, предвкушая, как сейчас спалю кучку хвороста ко всем чертям и как языки моего пламени взмоют до самой луны, но вместо этого я так и осталась стоять с разинутым ртом и вытянутыми руками.